suttonly

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » suttonly » [past] » the same fucked up game you play with me [19.09.2037]


the same fucked up game you play with me [19.09.2037]

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

« Every time I run yeah
I keep on falling (on you)
»
● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
https://i.imgur.com/QeFnRHT.gif https://i.imgur.com/0NHlSW0.gif
https://i.imgur.com/zAGOuUc.gif https://i.imgur.com/qWsGWmk.gif
https://i.imgur.com/PNn7kNR.gif https://imgur.com/HW44Db4.gif
● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
БЁРЛИНГТОН, ВИСКОНСИН, 19 СЕНТЯБРЯ, 2037
RUSTIN SEAVER & TEDDY SUTTON

У судьбы, как известно, изощренное чувство юмора.
Тэдди даже не подозревает о том, что в главном штабе столкнется с человеком из прошлого.
И в этот раз некуда больше бежать.

0

2

— И она смотрит на меня, долго так, глаза в пол-лица, ресницы эти трепещущие, наклоняется чуть вперед, полуоткрытые губы… И говорит, — Сивер выдержал интригующую паузу, а потом на одном дыхании выпалил, - "Если ты, урод, немедленно не уберешь из своей башки эту дрянь, я…" — окончание истории проваливается в хохоте собеседника, другого разведчика. Растин ухмыляется — когда-нибудь ему, наверное, оторвут голову за байки про телепатов и прочих обладателей способностей ментального спектра. Формально потому что при желании это можно подвести под закон о дискриминации носителей, на деле — потому что среди собравшихся в главном штабе специалистов всех мастей полным-полно вояк старой закалки, бывшей агентурной верхушки и прочих суровых ребят, считающих что такие вещи, пусть косвенно, но подрывают авторитет службы безопасности, дознавателей и вообще, если не делать по любому поводу серьезное лицо, то и войну не выиграть. Сам Сивер, впрочем, полагал, что услугу всем оказывает — в условиях постоянных дежурств-вылазок-угрозы обнаружения не хватало еще стресса из-за постоянных проверок своими же. Вот и сейчас партнер по последней вылазке после "беседы" с  проверяющим из ВСБ был явно не в своей тарелке.

— Клянусь, так и было, — закончил Раст, прекрасно зная, что ему ни на секунду не верят — и правильно делают, — Ладно, бывай, парень, - ударили по ладоням, расходясь в разные стороны разделившегося надвое коридора. Настроение в кой-то веке было ничего так — вылазка прошла без неожиданностей, руководитель операции был ими доволен, и даже накопившаяся за несколько дней пребывания в "полевых условиях, теоретически приближенных к боевым" усталость не давила грузом на плечи, а расползалась расслабляющим таким ощущением — сейчас бы пивка и в кресло перед теликом, закинув ноги на журнальный столик, как в старые добрые времена. Ну или хотя бы в душ, за неимением некоторых принципиально важных компонентов из озвученного выше плана.

Коридор сделал резкий поворот и Сивер притормозил, чтобы не влететь с размаху в девушку с густой копной темных, чуть отдающих рыжинкой, волос. А потом остановился совсем, когда смутное ощущение чего-то знакомого сменилось ясным узнаванием.

— Саттон, — Растин не спрашивал и даже не то чтобы здоровался, по тону это больше всего напоминало констатацию факта. Сивер прислонился лопатками к удачно подвернувшемуся углу коридора (собственно, он только что из-за него и вышел), скрестил руки на груди и улыбнулся - а собственно кому? подруге? старой знакомой? журналистке? девочке из прошлой жизни? — Раст решил пока остановится на "знакомой".

— Какими судьбами? Приехала писать про нас заметку для "Военно-полевого листка"? — конечно нет, но более правдоподобные гипотезы относительно пребывания Теодоры в главном штабе ренегатов Сиверу по умолчанию не нравились. Гадать не хотелось. "По крайней мере она тут явно по своей воле и без лишнего наблюдения, а значит — мы на одной стороне…" — подумал Растин. А потом — удивился, что почти не удивился встрече с девушкой, которую не видел уже около четырех лет.

0

3

Тэдди ушла от Нормана всего несколько минут назад. Брат обещал зайти к ней попозже, сославшись на «важное дело», а она даже и не стала ворчать по этому поводу, поскольку ей всё равно надо было пройти медицинский осмотр, прибраться у себя в спальне, и, что самое главное — перевести дух. Нет, Саттон была рада переводу, — как ни крути, а именно этого она добивалась с той самой поры, как узнала о местонахождении Уорда. Только вот эти стены совсем не напоминали уютный штаб в Фарго, который успел стать ей родным.  Благо, ей хотя бы не пришлось расстаться с Джолин, и светловолосая канадка с синей прядью в волосах, расхаживала где-то поблизости.

Папка в её руках была не такой уж и толстой, ведь Саттон не могла похвастаться серьезными ранениями, не считая, конечно же, того случая в Иране, когда у неё активизировалась способность. К слову, ей надо было найти Логана и обрадовать его новостью о своём приезде, — Кавано вряд ли обрадовался бы такому повороту, но Тэдди было всё равно, ей отчаянно хотелось увидеть знакомые лица. Как можно больше знакомых лиц, словно от этого главный штаб стал бы ей милее.

Be careful what you wish for, it might just come true.

Всего на долю секунды ей показалось, что кто-то да взял и выбил почву у неё из-под ног. Саттон подняла глаза на нависшего над ней Сивера, — она и сама не была низкой, но он всегда был выше, намного выше, чтоб его, и сейчас эти чертовы 19 сантиметров казались ей ну очень большой разницей в росте, — и первые несколько секунд не могла выдавить из себя и слова.
Думала ли она о том, что увидит его вновь, — и да, и нет. Хотя, это не совсем правильная формулировка, потому как она надеялась его встретить вновь, в другой жизни,  — просто так, чтобы убедиться, что он до сих пор жив, по крайней мере это то, что она говорила самой себе на протяжении всех этих лет; но вместе с тем она не хотела с ним встречаться, — желательно, никогда, пусть даже и Тэдди не могла найти внятное объяснение на вопрос "почему"?

— Скорее для некролога, - возможно появление Растина и напоминало удар кувалдой по голове, — уж лучше бы так оно и случилось, — но Теодоре хватило сил взять себя в руки и сохранить невозмутимое выражение лица. А он всё дерзит как ни в чем не бывало. Сколько лет они не виделись? Три или четыре? Конечно, она прекрасно помнила ответ на этот вопрос, только не желала признаваться в этом даже самой себе.

— Я уже и не надеялась тебя увидеть, — она специально не назвала его по имени, даже не использовала его фамилию, ведь все эти годы «Растин», «Расти», «Сивер» — всё это было в списке запрещенных слов, которых не произносят вслух, даже мысленно не озвучивают их. Она старалась не вспоминать про него, — да и зачем? — старалась не думать о том, что с ним стало и почему, черт возьми, всё так осложнилось. Она слишком много времени потратила на всю эту фигню, которая никому не была нужна, — ему в первую очередь.

Она прекрасно помнила 2034 год, — как сидела на диване Нормана и сверлила взглядом браслет, который надели на неё ещё в Дубае, стоило ей прийти в себя;  как поливала несчастный фикус брата и не знала чего ждет от него, — она никогда не ладила с живностью, поэтому через неделю растение решило, что с него хватит, и добровольно завяло, а самой Тэдди пришлось ещё и искать замену; как она упрямо молчала, когда Нина расспрашивала её о том, что там случилось — на том краю света.

А она категорически не хотела говорить. Она до сих пор не хочет говорить о том, что тогда случилось в Иране.

И где-то между походами на курсы и разговорами с Норманом, она всё равно умудрялась улизнуть в Музей Естественной Истории. Бродила часами, то теряясь на четвертом этаже, где были динозавры, то спускаясь на первый, и долго сидела под тем огромным китом, сама, не понимая, чего или кого ждет.
Она ждала его. Упрямо, не признаваясь в этом даже самой себе. Но она ждала его. Выискивала его ершистый затылок в толпе и надеялась хотя бы разок увидеть его «у слона», у Ти-Рекса, да у кого угодно. Она ждала его, — и признаваться в этом самой себе было ещё сложнее. Она ждала его, сама, не понимая — зачем, почему, для чего, в конце концов.
Что же она хотела ему сказать? Что ей совсем мерзко от того, что у неё проявилась способность, и поэтому, когда он приехал её навестить, она всё не могла заставить себя заглянуть ему в глаза? Или что до сих пор не может простить его за то, что он тогда уехал? Вопреки всему — осознанию того, что это был его путь, его жизнь, его мечта, в конце концов, как и её мечта — стать военным корреспондентом. Она понимала, черт возьми, она и в свои четырнадцать прекрасно понимала всё это, но тем не менее не могла ему простить, — до сих пор не может простить, — что он не остался с ней. Вот так по-детски, совершенно эгоистично и глупо, пусть и прекрасно осознавала, что сама бы тоже не смогла отказаться от своего плана, — от четко нарисованного в подсознании будущего, в котором она меняет привычный образ мира.

Она ждала его. Она ждала его каждый гребанный день, пока проходила обучение в школе для носителей, до тех пор, пока была в Нью-Йорке. Она ждала его, так и не разобравшись в том, что ему скажет, если внезапно он и взаправду придет туда и она столкнется с ним нос к носу. Тэдди и правда не знала, сколько бы не старалась, она не могла себе представить — что она ему скажет.
Она просто хотела его увидеть. Она хотела, чтоб он пришел, словно это что-то означало — словно это могло что-то означать. Как будто с его приходом в музей, она бы получила все ответы на вопросы, которые разъедали её изнутри все эти годы.
Но Растин так и не пришел. Она ждала его до самого отлета в Судан, а потом решила, что ещё долго не будет ходить в тот музей, — ей не хватило духу обещать самой себе, что она больше и ногой туда не ступит.
Впрочем, жизнь решила всё за неё, и сейчас на том месте были лишь руины.

— А ты что тут забыл?
Только бы он не был в боевой группе. Только бы не туда. Только бы…

0

4

— И хороним мы, судя по всему, твое чувство юмора? — совершенно будничным тоном, как будто он про погоду спрашивал, поинтересовался Сивер. От улыбки на его лице уже и следа не осталось — Тэд явно не была настроена шутить. Интересно, она вообще все еще "Тэд" или теперь придется величать девушку "Теодора"? Дора… Хм.
Время их довольно-таки неловкой встречи шло уже на минуты, а Растин все еще не испытывал ни малейшего удивления, словно все это время только и ждал, что Саттон наткнется на него в коридоре самого засекреченного здания на всей американской территории "орла". Или он на нее наскочит, как в итоге и вышло…

А, впрочем, да, ждал — не в том общечеловеческом житейском смысле, как ждут Рождества, дня рождения или встречи со старым другом, вычеркивая дни в календаре и строя планы. Скорее это было похоже на ожидание конца света или ядерной войны — не в том, конечно, плане, что встреча эта не могла кончится ничем хорошим, нет, просто есть вещи, которые могут вообще никогда не произойти, но в то же время обладают какой-то совершенно завораживающей неотвратимостью. Вот так и Тэдди в его жизни — она просто случалась, и всегда это происходило в тот момент, когда все вокруг не налаживалось, нет, но хотя бы как-то стабилизировалось. В этом плане Сиверу нравилась одна теория — он не больно-то хорошо в ней разбирался, настолько, что даже не знал, из математики это, из физики, или вообще какая-нибудь философия, замаскировавшаяся под нечто наукообразное — в общем, речь шла про измерения. И про то, что если бы существовала Вселенная, в которой было бы всего два измерения, длина и ширина, плоская такая Вселенная, похожая на листок бумаги, но со своими такими же плоскими законами мироздания, всякими там человечками, даже может быть собственным плоским Итаном Элдерманном, чтоб ему икалось, и в эту бы Вселенную каким-нибудь нелепым образом занесло существо из обычной трехмерной реальности, то это обычное трехмерное существо обладало бы в плоской Вселенной просто-таки божественными силами, и при желании вертело бы всю эту плоскость, со всеми ее законами, людишками, и засранцем Элдерманном, на любом достаточно трехмерном для этого органе. Так вот и у него — можно взять и расписать все планы, идеи, намерения на одном листе, график какой-нибудь нарисовать, все просто, понятно и незамысловато — дотянуть до завтра, до новой миссии, до конца новой миссии, до конца войны… Он ведь упрямый, и если у него планы, то хрен кому позволит его спутать. Только вот замыслы замыслами, но если воткнуть в этот листок бумаги, ну, скажем, ручку, пробить насквозь, то окажется что вся эта выглаженная, размеренная, распланированная плоскость катится к чертям. В третьем измерении ее можно хоть пополам сложить, хоть закольцевать, или пустить лентой Мебиуса. В общем, Тэдди Саттон всегда играла в роли Растина роль той самой кармической ручки — не спрашивая разрешения пробивала насквозь привычную рутину, и сама того не замечая, так ставила все с ног на голову, что потом можно было только удивляться тому, как прежний порядок вещей вообще мог существовать сколько-нибудь продолжительное время.

Два-ноль-19: он вообще не знал, что на него можно смотреть таким совершенно ясным взглядом, в котором не будет ни ожесточенности, ни сострадания, ни подозрений. Что ты знаешь о динозаврах? — Кое-что. А ты? — Немного. Расскажешь? — Расскажу, но сначала ты… Ты еще придешь сюда? — Да. — И я… 
Два-ноль-22: он ведь специально тянул до последнего дня, до самого последнего момента, потому что знал, что, если заранее, если еще хоть пара дней — и она сумеет уговорить его остаться. У девчачьего блеска для губ вкус какой-то дикой ягоды.
Два-ноль-28: оставаться ночевать тайком на диване в гостиной, просыпаться до рассвета от того, что в голову прилетает подушка — Вали давай, если тебя застукают, схвачу выговор. — Давай убежим. — В другой раз. Если бы раз хоть раз оказался не другим… А впрочем.
Две-тысячи-33: Ох, и орали же на него тогда: кто?! когда?! знал?! — да нихрена он не знал, и когда полетели головы, внезапно осознал, как близко от отважной и решительной каштановой макушки щелкнули челюсти государственной машины. Прямой угрозы не было, а если бы была? Он тогда очень хотел послать все к чертям — только вот кого или что именно послать? Плоский мир снова куда-то сдвинулся.
34: — Просто скажи, что я могу сделать, и я… — В том то и дело. Ты — не можешь.
37: в плоском мире все еще светит солнце, но эвакуация уже объявлена.
Ты же никогда не случаешься просто так?

— "Не надеялась" или "надеялась не"? — Сивер все-таки высвобождает одну руку и рисует по воздуху дугу, как бы переставляя невидимую отрицательную частичку в другую часть предложения. Позу он практически не меняет, но расслабляет немного мышцы и сползает буквально на сантиметр — теперь не он подпирает стену, а она его держит. Конечно, это обманчивое впечатление, и собраться обратно ничего не стоит, и посыл у всего этого всего один — что ж, я здесь, пожалуй, надолго, так что устраиваюсь поудобней.
— Да вот, просто гулял, вдруг смотрю — какая-то избушка странная в чистом поле… И вдруг вокруг такое все, — оценив по выражению лица Саттон все грядущие перспективы подобных рассказов, Растин все-таки подсобрался и отлепился от стены — он уже давно разучился рапортовать о чине стоя по стойке смирно, как в армии, но все еще полагал, что, надо хотя бы выпрямиться в полный рост.
— Растин Сивер, разведгруппа, — а потом после паузы все-таки добавил совершенно не подходящее к месту, времени и самой Тэдди, — Мэм.

0

5

Всего на долю секунды, в каком-то безумном порыве, ей хочется сказать о том, как же сильно она на него обижена, — просто взять, да высказать всё в конце концов. И успокоиться.
Но, конечно же, Тэдди этого не делает, продолжая сверлить Расти взглядом, словно хочет проделать в нём дырку, — и не одну.  К тому моменту, Сивер чуть сползает вниз по стене и устраивается поудобнее, что явно означает одно — он никуда не собирается уходить, следовательно, хочешь не хочешь, а поговорить придется.

— Ты, должно быть, забыл о том, что у меня всегда было туго с чувством юмора, - она с собачьим упрямством сохраняет бесстрастное выражение лица, мол, разобрались и хватит. Словно они не виделись всего лишь день или два, как будто только вчера он сидел рядом с ней на диване и смотрел старые ужастики, то и дело бесцеремонно поглощая её любимые мармелады в форме динозавров, которых он сам же ей и принес по старой привычке.  Тэдди искренне не понимает, почему это не кажется ей настолько удивительным, — что вот он, Растин Сивер, стоит прямо перед ней, и нужно только протянуть руку, дотронуться до него, чтобы убедиться, что он — настоящий, а не плод её воображения.
Конечно, Саттон была уверена в том, что они снова встретятся, — как всегда, в самое неподходящее для неё время, когда остается сказать лишь одно — «the timing sucks, darling, but you already know that, right?». Словно это какое-то проклятое дежа вю — она сидит на диване, втянув голову в плечи и старается не смотреть в его сторону, потому что попросту не знает, что ему сказать; потому что, он правда, искренне, хочет ей помочь, но не может и они оба прекрасно это знают; и потому что у неё четкое ощущение, что ничего уже не будет так как прежде, от этого ей хочется выть.

И сейчас, Тэдди и правда не может понять, почему всё складывается именно таким образом — они оба на стороне ренегатов, что с одной стороны приносит ей некое облегчение (как ни крути, а по-настоящему воевать с ним никогда не представлялось ей возможным), но в то же время — это впервые, спустя столько лет, когда им придется находиться в одном замкнутом пространстве так долго. От этой мысли она чуть сильнее сжимает в руках папку, которая в данный момент играет роль спасательного круга.

Почему рядом с тобой мне всё время кажется, что я всё ещё та маленькая девочка, которую ты когда-то поцеловал?

А ведь если так подумать, всё только начало налаживаться, — не в глобальном смысле этого слова, но, всё же. Они с Норманом нашли друг друга и ей наконец-то удалось перевестись в главный штаб, поэтому несмотря на творящийся вокруг хаос, тотальное замешательство относительно затуманенного будущего, Саттон всё равно удалось ощутить почву у себя под ногами.
Впервые за последний год ей по-настоящему казалось, что всё налаживается…

Она бы хотела понять, что же это такое, — как так получается, что стоит Растину появиться в её жизни, как всё начинает лететь к чертям. Так было всегда, с той самой поры, как он впервые поцеловал её, — оттуда всё пошло наперекосяк. Не из-за того, что он сделал, а из-за того, что он не сделал — не остался, не сказал раньше, не дал ей шанс остановить его. И она до сих пор не могла понять, почему же у них всё всегда так сложно с тех самых пор, — почему они не научатся вести себя «как надо»?  ведь было же время, когда всё было проще, — она сидела рядом с ним на скамейке, важно надув щеки, и в привычной манере тараторила о динозаврах, мумиях, да кого угодно…
— Не надеялась увидеть, - если Сивер думает, что она начнет увиливать от ответа, то он сильно ошибается. Возможно, с годами Тэдди и правда очерствела, но сейчас она не может позволить себе думать об этом, когда Растин стоит напротив неё и разговаривает с ней как ни в чем не бывало. Как будто только вчера разошлись в надежде встретиться сегодня.
Поразительная наглость.

Саттон остается лишь картинно закатить глаза, когда он начинает рассказывать какие-то байки. Благо, он быстро соображает, что лучше не играть с её терпением и переходит к делу. Новость о том, что он из разведгруппы, успокаивает Тэдди, — могла бы и догадаться, — а вот это его «мэм» как-то слишком уж неприятно режет ей слух, хоть она и сама не понимает почему.
— Я как бы помню твоё имя, - ей надоедает эта игра в гляделки, поэтому она сразу же переходит к делу, при этом, всё ещё не называя его по имени, — А я в боевой группе, — она знает, что эта новость не обрадует его, — не то чтоб это должно её волновать, — сразу вспоминается та встреча, после её возвращения из Ирана. Растин никогда не мог свыкнуться с мыслью, что она ввиду своей профессии, всегда лезет на рожон. И, тем не менее, она говорит это с явной надеждой задеть его, — только перевелась в главный штаб. Ты… - Саттон делает небольшую паузу, а потом сразу же добавляет, — давно тут? – Сивер преграждает ей дорогу, но даже если б это было не так, Тэдди не уверена, что смогла бы сделать шаг.

0

6

— Окей, как скажешь, — удивительно покладисто соглашается Сивер, не уточняя, впрочем, с чем именно — репликой про юмор, про надежду или про имя, со всем вышеперечисленным или только некоторыми избранными пунктами. Он снова облокачивается на стену, продолжая при этом как бы невзначай блокировать Тэдди возможный путь отхода — по крайней мере в том случае, если девушке не охота протискиваться по стеночке или спотыкаться об его ноги. Фраза про боевую группу заставляет Растина поморщится, но сперва он все же пытается проглотить эту новость молча. В конце концов, это уже не первый раз, когда ему не нравится выбранное Саттон направление дальнейших действий. Не первый, да, но какого же черта?
В их тандеме — когда еще можно было говорить о его существовании, то есть очень и очень давно, именно Тэдди всегда отвечала за "вечные ценности" — доброту, справедливость, равенство, истину, которая одна для всех. Никому другому, может быть кроме бабушки, Сивер не позволял подолгу рассуждать подобным образом — высмеивал, затыкал, приводил парочку контр-примеров погрубее, в общем — вытаскивал наружу все лицемерие подобных рассуждений, или по крайней мере надолго отбивал у собеседника охоту проповедовать ему "о высоком". Но Саттон, даже говоря о мире во всем мире, не врала и не понтовалась, и как бы Растин не относился ко всем этим утопическим идеям, ему никогда не хватало духу всерьез осадить наивную девчонку. "Жизнь сама все покажет и объяснит," — уговаривал себя Сивер — и, не веря, все же надеялся, что стерва обойдется с Тэд помягче. Видимо не срослось, коль скоро девочка, осуждавшая его намерение посвятить себя войне с преступниками и убийцами, и верящая в то, что словом и правдивым репортажем можно совершить больше, чем силой оружия, решила сменить винтажный фотоаппарат на штурмовую винтовку.
— Тут — в этом месте и в главном штабе — несколько месяцев, наверное, полгода уже, — Растин на несколько мгновений задумался, ведя нехитрые подсчеты. С тех пор как он ушел из ЦРУ время перестало измеряться привычным образом — на смену понедельникам и субботам, январю и марту пришли отсечки в виде переездов, встреч, проверок, миссий и похорон. Даже времена года не больно помогали — погода в том же Висконсине сильно отличалась от климата Канзаса или Нью-Йорка, — Тут — среди тех, кто себе орла на майки нашивает, - Сивер сам же начал отвечать в этом ключе и сам же смешался, передернул плечами. Он бы ответил "всегда", но никакого "всегда" в отношении конфликта между сторонниками Риндта и Элдермана не существовало. Даже никакого "давно" не было — года два назад Растин Сивер и не помышлял о том, что свалит из ЦРУ — и не куда-нибудь, а к людям, которых в том числе и бывшее начальство впишет в реестр предателей и врагов народа, добровольно наклеит на себя именование "ренегат", которое ненавидел с детства, задолго до того, как у него объявилось новое значение, не указанное в словарях, а среди его новых союзников с равной вероятностью можно будет встретить как бывших представителей спецслужб, так и каких-нибудь недобитых в прошлой жизни хакеров-анархистов.
— Да в общем… долго. И почему-то я надеялся, что ты в Канаде, — а еще лучше — в каком-нибудь Демократическом Конго, Замбии или Республике Чад. Там наверняка полно голодающих детей и каких-нибудь мелких войн, не хватает питьевой воды и можно схватить сразу несколько видов лихорадки, так что никто не скажет, что репортеры там не нужны, а работа — не опасна. Только вот там кажется еще не делятся на "синих" и "желтых" и уж точно не стреляют друг в друга тибериумными пулями. И вместо всего этого… Саттон выбирает боевую группу и приезжает в главный штаб. А как же иначе? Растин фыркнул в ответ на собственные мысли и снова скрестил руки на груди — вид у него сейчас определенно был очень и очень недовольный.
— Боевая группа, да? Вообще конечно идея супер, охренеть просто — они там все с ума посходили что ли, когда тебя принимали? — сомневаться в трезвости рассудка Брайана Солберга Сиверу еще как-то не приходилось, но все случается в первый раз.
— Кузен Норман постарался, да? Он же важная задница теперь — да и раньше был. Стрелять тебя тоже он учит? По двуногим-то мишеням? И как? Нравится? — Растин чувствовал, что каждое следующее слово произносит быстрее, а главное — громче предыдущего, чего уж точно не стоит делать в коридоре штаба, где в любое время дня и ночи полного направляющихся по своим делам людей, не говоря уж о странненькой акустике и непредсказуемом количестве следящей аппаратуры внутренней службы безопасности.
Выдыхай Сивер, тебе с боевиками еще вместе работать. Выдыхай.
— Какого все-таки черта, Саттон? — Раст все-таки сбавил громкость, но зато вперился в Тэдди весьма и весьма красноречивым взглядом.

0

7

Она вроде никуда не собирается сбегать от него.
И, всё равно, её напрягает то, что Растин блокирует ей путь к отступлению. Тэдди чувствует себя загнанным в угол маленьким зверьком, который никак не может высвободиться, и от безысходности лишь пятится назад, упираясь в стену.
Сама девушка продолжает стоять на том же самом месте, только вот ей от этого не легче.

Она внимательно выслушивает каждое его слово, кивает, когда это необходимо, а про себя старается расставить всё в одну длинную цепочку. Тэдди сама уже почти год как ренегат, — доверилась Линкольну Риндту не только потому, что ей не нравилась рожа Элдермана, но и потому, что он хотел предотвратить войну. Она не знала, где Норман или что с ним, — Саттон вообще ничего про него не знала, лишь упрямо посылала сообщения в никуда, и даже если получала ответ, то знала — это не он ей отвечает. Она не знала — жив он или мертв, она уже не могла верить, не отчаянно надеялась, когда все ночи напролет сидела в одиночестве, в побочном штабе Фарго и прислушивалась к земле. Первое время она сторонилась почти всех, — даже Джолин, без которой сейчас сложно было представить свою жизнь, тогда казалась ей чужим человеком. Она цеплялась за надежду, которая со временем превратилась в оковы, и Тэдди искренне не знала, что делать дальше, потому что Норман не возвращался и она боялась, что это лишь потому, что он уже не мог вернуться.

Думала ли она Расти? И да, и нет. Впрочем, это было её перманентное состояние, в чем она отказывалась признаваться даже самой себе; некого рода болезнь, которая какое-то время сходила на нет, а потом с новой силой била её по голове.  Она хотела его увидеть, — наверное хотела; она хотела убедиться в том, что с ним всё в порядке, — пусть их пути давно разошлись, пусть привкус обиды до сих пор оставался во рту, Тэдди никогда бы не смогла записать его в число тех людей, чья жизнь нисколько её не волнует; Сивер напоминал ей некого рода ампутированную конечность, которая всё продолжает вызывать фантомные боли, — ты совершенно точно знаешь, что никакой боли уже не можешь чувствовать, потому что на привычном месте конечности у тебя пустота, но, всё равно, черт возьми, ощущаешь её.

Растин Сивер до сих вызывал фантомные боли.

И весь этот год они были на одной стороне, но ни разу не встретились. Ни тогда, когда Саттон казалось, что она вот-вот сойдет с ума от этой дурацкой надежды, которая весьма изощренным образом завязывала ей руки и ноги, заставляя всё больше напоминать того безумца, который вопреки всему продолжает верить в осязаемость своих галлюцинаций. Она понимала, что Норман вполне мог не вернуться, но она категорически отказывалась это принимать, всё продолжая прислушиваться к земле, словно надеялась, что ей удастся расслышать его шаги, или же почувствовать их на другом конце света.
Расти был где-то рядом. Всё это время.
А они так и не встретились…

— Да, потому что я всегда там, где безопасно… – Тэдди усмехается. Она нисколько не надеется задеть Сивера, просто говорит то, что приходит на ум. Он прекрасно знает о способности Саттон быть втянутой в самые невероятные истории, — именно это и случилось в Иране — два раза.
— Подожди, ты что… - девушка запинается, когда у Растина меняется тон. Возможно, они не виделись несколько лет, но никакие годы не изменили бы одного — Тэдди знает, когда он злится, и Сивер сейчас правда злится. На неё, на себя, может и на эту чертову войну в целом — кто его разберет, Расти ведь никогда не был человеком, который умел говорить начистоту. Нет, он прекрасно умудрялся говорить в лоб, только не то, что стоило бы озвучить.
— Да что ты… знаешь?! – срывается с её губ. Взгляд Тэдди становится недовольным, даже чуть напряженным, потому что слова Сивера задевают её — он до сих пор считает её неспособной постоять за себя. И ей внезапно кажется, что они вернулись на несколько лет раньше, когда она только приехала из Ирана, а у него был весьма сердитый взгляд. — Не смей так говорить о моём брате! – стоит ему упомянуть Нормана, как Саттон невольно повышает голос, полностью забывая о том, что она только перебралась в главный штаб и не стоило бы устраивать спектакль у всех на глазах. Но она злится, она и правда злится, потому что Расти не имеет никакого права говорить о Нормане в таком тоне, — он вообще не имеет права повышать на неё голос, потому что его не было рядом. Он понятия не имеет о том, что ей пришлось пережить, пока Уорда не вернулся, пока всё это не начало смутно напоминать жизнь, а не существование.

Ему удалось добиться своего — Тэдди сердится. Она и правда сердится.
Сколько лет прошло, а ему до сих пор удается доводить её до белого каления.

— А какого черта ты, Сивер, со мной так разговариваешь? Я не помню, чтоб ты записывался в мои няньки, или я чего-то не знаю? – Саттон продолжает прижимать папку к груди, не обращая внимание на то, что ногтями впивается в неё.

0

8

Гнев — это базовая эмоция, характеризующаяся… Растин хорошо знал, какова эта эмоция на вкус, и вовсе не потому, что как минимум дважды слушал базовый курс по психологии. Вот только ему казалось, что он давно уже посадил этого пса на короткую цепь и запер где-то на заднем дворе собственного мозга. Однако ж, выкуси.

Рациональный Сивер, профессионал, надежный напарник и просто хороший парень, попытался было вякнуть про то, что Растин по большому счету не должен — не имеет права — злиться на Теодору. Девушка не сделала ничего особенно, и уж точно ничего из того, чего не сделал он сам. А даже если и сделала — все это в любом случае не имело к самому Сиверу никакого отношения. Они давно уже не друзья, никогда не были парой, и Тэдди уже не та маленькая девочка, которую шпыняли в школе какие-то дуры. Они оба давно выросли, обзавелись биографией, отрастили характеры, такие, что не приведи господь, и теперь почти чужие друг другу люди.
"Чужие люди" — два слова, которые по идее должны сыграть роль ведра ледяной воды для излишне горячей головы, но на деле только подливают масла в огонь. Растину и правда сейчас жарко — горячий комок за грудиной расползается во все стороны, заставляя напрягаться мышцы, а ребра — ходить ходуном в такт зачастившему дыханию. Он все еще сдерживает себя — в первую очередь, держит на том же месте, в той же позе, даже в той же приглушенной интонации голоса, только вот потемневшие глаза и белесые костяшки пальцев расписываются в том, что это все давно уже не шутки.
— Что я знаю? Про тебя — видимо, уже ничего. Кажется, мы оба достаточно хорошо поработали над тем, чтобы так оно и было. Про боевые операции — достаточно. Ловишь в прицел вроде бы человека, а потом — щелк, бах — и это уже не человек, а так, тело, глаза стеклянные. Или там гранаты — пуф, — Растин высвободил из "замка" одну руку и распахнул сжатый кулак в ладонь, изображая взрыв, — земля, травка, окровавленные тряпки, оторванные руки. Мины. Знаешь, на что похожи ноги наступившего на мину? Ни на что, их нет. Может быть валяются где-то, но только не на своем месте…
Что ты несешь, мать твою, Сивер, что ты, черт возьми, несешь? Зачем? Ха, как будто у него есть план. Как будто у него есть мозги, в которых мелькает что-то кроме Тэдди Саттон на поле боя, среди всего этого дерьма. Тэдди, которую убивают; Тэдди, которая убивает, и потихонечку своими же руками выжигает в себе веру в добро и справедливость; Тэдди, которая натыкается на смерть своих — не где-то и когда-то, а прямо перед глазами… Если бы этому не препятствовали строгие правила поведения в главном штабе, режим секретности, десятки километров разрушенной противостоянием страны и закрытые границы, Сивер бы предпочел напугать девушку настолько, чтобы она бежала отсюда и до канадской границы, и дальше, под крыло к заботливой матери, или еще куда-нибудь, лишь бы подальше от зоны ответственности самого Растина. Но нет, Норман — Расти легко убеждает себя в том, что ответственным за появление Тэдди в главном штабе стоит назначать эко-вца всех времен и народов, мистера "я просчитал вероятность такого развития событий" — из всех безопасных и не очень мест притаскивает сестру именно сюда, туда, куда в случае малейшей утечки информации явится целая армия.
— Как "так" не говорить? Не называть его задницей? Хорошо, не-важная и не-задница Уорд, мировой такой чувак с плаката, действительно, чего тут про него скажешь, звезда. Вначале позволяет сестре в одиночестве кататься по горячим точкам, а потом — определяет в отряд к бывшим копам и спецназовцам? Знаешь, нянька бы тут и впрямь не помешала, — Сивер прекрасно понимает, что вламывается в границы, нарушение которых ему так просто не простят, если вообще простят когда-нибудь. У Тэдди всегда было особое отношение к Норману Уорду, и Расти знал это, и всегда старался лишний раз не задевать эту тему, чтобы не вставать даже в один ряд, не соперничать с лучшим в мире старшим братом. А сейчас вот зачем-то попер заочно на лидера-носителя-орла-героя. Наверное, если бы в руках у Саттон оказался стакан с водой, это вода уже давно стекала бы с головы Сивера на пол, и он был бы даже ей по-своему благодарен за это. Но у девушки была только папка, вероятно, с  личным делом, и за нее Сивер как раз и зацепился взглядом в поисках какой-то соломинки, чего-то, за что можно ухватиться, чтобы соскочить с такого опасного обсуждения личности и персоны Уорда.
— Что там у тебя, хроника боевых вылазок и список убитых вигилантов? Или можно все-таки стать членом боевой группы в главном штабе без единого выстрела? Дай-ка посмотреть, — уже основательно заряженный адреналином, Растин резко отталкивается от стены и подается на встречу Саттон, намереваясь выхватить папку из ее рук.

0

9

— Да нет, ты путаешь! Вот стегозавр, — указывает она на реконструкцию скелета динозавра и тут же продолжает, — ты должен был его запомнить, у него необычный вид, посмотри — шипы на конце хвоста и костяные пластины по всей спине, — маленькая темноволосая девчушка и не подозревает, что несносный мальчишка просто подыгрывает ей, а на деле прекрасно знает, в чем же разница между стегозавром и спинозавром, — Ты что, даже Спайка не помнишь из «Земли до начала времен»? Правда, у него там нет пластинок на спине, потому что он маленький, но…

Она так и не стала палеонтологом, а от её любимого музея почти ничего не осталось, — в любом случае, Тэдди уже об этом ничего не известно. И, всё же, она продолжает смотреть на Растина и старается узнать в нём того самого светловолосого мальчишку, которого когда-то утомляла своей болтовней и с удовольствием делилась с ним своим бутербродом из арахисового масла и джемом.

Что я знаю? Про тебя — видимо, уже ничего. Кажется, мы оба достаточно хорошо поработали над тем, чтобы так оно и было.
Неужели это обида?
Саттон до сих пор стоит напротив него, но уже не в состоянии скрыть удивление. В любой другой ситуации её реакция была бы вполне естественной — «на слово — десять», а тут она даже не может понять, какого хрена он вообще несет этот несусветный бред и чего именно добивается тем, что описывает ей все ужасы войны. 
— Кажется ты забыл, кем я работала до того, как попала сюда, Сивер, — старается она вставить, только вот Растин, похоже, совсем её не слушает. Он знает, - он должен знать, — что и в Афганистане, и в Иране, и даже в Судане, Теодора не бегала фотографировать местную флору и фауну, а чаще всего оказывалась именно в опасных ситуациях, когда приходилось скрываться от нападающих, ну, и где-то между делом — старалась не подохнуть в этом богом забытом месте. Тэдди и раньше знала о том, что её профессия ему не по душе, но она никогда не думала, что он считает её настолько уж беспомощной тряпкой, что решится разъяснить ей все тонкости военных операций, дабы… спугнуть её?

С каждым словом, Теодора чувствует, как гнев начинает медленно, но ощутимо охватывать всё её тело. Несмотря на то, что Саттон всегда умела держать свои чувства под контролем, она понимает, что ещё немного и её прорвет, а этого ей хочется меньше всего.
Слишком много потрясений на один чертов день. Да чего уж там, одной встречи с Сивером хватит ей на целый год!
Конечно, Тэдди даже и не вспоминает о том, что совсем недавно у неё состоялся похожий разговор с Логаном, который открыто заявил ей о том, что солдатом ей не стать, увы. Тогда канадка приняла эту новость спокойно, даже не обиделась на него и уж тем более не стала спорить, потому что объективно оценивала свои способности.
Но тот был не Расти. И сейчас ей чертовски сложно было оставаться объективной, когда Сивер открыто нападал на неё.
Более того — она этого и не хотела.

— Ещё одно слово про Нормана и я тебе врежу, - совершенно серьезным голосом предупреждает она и смотрит на него таким взглядом, словно только и ждет подходящего повода, чтобы осуществить задуманное, — хотя, говоря откровенно, Сивер уже постарался на славу. К слову, била она всегда от души, поэтому он вполне мог схлопотать себе разбитый нос.
Но Растин сам напрашивается, потому что он мог и дальше болтать про то, что они уже ничего друг о друге не знают, но одно он знал точно — Норман всегда был и остается неприкосновенной темой, сколько бы лет не прошло. Он прекрасно был осведомлен об этом, следовательно, намеренно переходит все границы дозволенного и старается задеть Тэдди, — что у него, честно говоря, великолепно получилось. Если минутами раннее Саттон не собиралась так быстро сбегать от него, то сейчас думает, что это — наилучший выход, учитывая её непомерное желание, здесь и сейчас закопать Расти. Жаль, что в этих стенах её способность не работает, а то он ещё три минуты назад прочувствовал бы на своей собственной шкуре все тонкости терракинеза.

Сивер подается вперед, явно забыв о том, что они уже не дети, — даже не друзья, учитывая то, что не общались столько лет и протягивает свои ручища в сторону её папки, но кто ему дает, — кто дает?
— Не приближайся ко мне! – на этом моменте, голос Тэдди срывается и несколько проходящих мимо них людей, даже умудряются повернуться в их сторону, — Я не шучу, Растин, — уже более спокойным голосом, добавляет она, при этом впервые за всё это время называя его по имени, но хорошо ли это? — А теперь, хорошенько послушай меня. Я не собираюсь объяснять тебе свои мотивы, потому что это тебя не касается. Ты вообще не имеешь право говорить со мной в таком тоне. Ты не имеешь ни малейшего понятия, сколько всего произошло, да ты… - Теодора вовремя останавливает себя, понимая, что её легко может занести не туда, а дальше продолжать этот разговор ей не хочется. — Поскольку нам придется ужиться вместе в этом штабе, то соизволь вести себя как взрослый человек и держись от меня подальше, — Саттон делает небольшую паузу, — впрочем, ты в этом мастер, так что, ничего сложного, неправда? – она не собирается оставаться тут ни секундой больше, поэтому Тэдди со всей силой толкает его в бок, освобождая для себя проход и быстрым шагом удаляется.
Она и не замечает, как предательски дрожат её руки...

0

10

Да все он знает — про Афганистан, и Иран, и Судан, некоторые репортажи читал даже — кое-что прочитать попросту заставили, чуть ли ни носом тыкая в распечатку статьи. И еще знает, что Саттон его не слушает — или не слышит даже, вытягивая из понятных вроде бы слов какую-то белиберду, повод разозлиться.
— Ну так врежь, — предлагает он сразу, как только Теодора начинает ему угрожать — а может, думает, что предлагает, как всегда в запале сложно делить то, что говоришь на самом деле или только в своей голове. Врежь, посмотрим, как у тебя поставлен удар. Посмотрим, насколько ты вообще готова сложить кого-то пополам ударом поддых или разбить нос. Посмотрим, насколько ты…
Сивера заносит все сильнее, и он чувствует это, но ничего не хочет или не может уже исправить.

Тэдди припечатывает его потоком гневных слов, отпечатывающихся в памяти для последующего анализа, но лишь по касательно пока проходящих мимо сознания и не бьет даже — скорее пытается протаранить его, освобождая себе путь в основной коридор. Вряд ли ее интересует, чем там прилетит Сиверу в ребра — кулаком, локтем или злополучной папкой — а Растин, естественно, получает по максимуму, подавшись в этот момент навстречу девушке вместо того, чтобы отступить или увернуться, как сделал бы любой нормальный человек. Ключевое слово — "нормальный", видимо — зря что ли Сивера еще с подростковых лет нет-нет, да и припечатывали фразочками вроде "ты, блин, совсем больной, что ли?", "спятил, да?". Растин с усилием выдыхает и отлипает от стены, куда оттолкнула его разозленная Саттон, усмехается, и морщится одновременно, проводя рукой по ушибленному боку — невозможная девчонка скорее всего поставила ему вполне полновесный синяк. После секундного замешательства мозг дообрабатывает ситуацию — сбитая на мгновение злость возвращается с новой силой — вот только на кого? Зачем?
Торопливо удаляющиеся шаги Тэдди еще можно выделить из общего звукового фона, уж больно выбивается их нервный ритм из всего остального, что можно услышать в главном штабе в это время дня, и первым импульсом Растина является желание догнать девушку. Догнать и… что? Отобрать все-таки эту несчастную папку с личным делом, которая и не была ему особенно нужна? Схватить за плечи или руки, заломать, прижать к стене, чтобы показать, что  крутой и сильный? Извиниться, а когда извинения будут посланы к чертям — в этом тоже можно было не сомневаться, хоть немного зная Теодору Саттон — вернуться к плану "схватить и заломать"? Предложить начать неудавшийся разговор сначала — и разораться еще сильнее, потому что внутри все еще припекает?
Сивер тормозит себя самым простым и надежным способом — заворачивает в стену и несколько раз бьет в нее открытыми ладонями, чуть ли не всем телом бросается на преграду. Врезал бы кулаком — мысль о боли и разбитых в кровь костяшках кажется сейчас более чем привлекательной, но снова вмешивается рациональный Сивер-разведчик и профессионал — ломать руки, выбивать суставы вне выполнения заданий он себе права не имеет. Физическое состояние и функциональность солдат — тоже ресурс, и пока идет война, ресурсы штаба не разбазаривают зазря. Эта мысль заставляет отмахать шагами круг и снова вломиться собой в стену, на этот раз выставив руки вперед над головой. Еще с минуту проходящие мимо зрители и бесстрастные камеры внутреннего наблюдения могли наблюдать как Растин Сивер просто стоит — уперев руки и макушку в стену и перегородив собой половину прохода. Стоит, тяжело дышит, пытается отговорить себя от идеи немного побиться головой о стену. Ничего интересного, не задерживаемся, проходим мимо.
— Не пробовал начинать разговор с "привет, как дела?" Говорят, "ты отлично выглядишь" тоже очень помогает, когда не видел кого-то тройку-четверку лет. Не пробовал не говорить про трупы и расчлененку? Или может, скажешь, что не знал, что упоминание любимого старшего брата в одном предложение с "задницей" — плохая идея? Хотя бы просто не орать — не пробовал? Кретин, придурок… И Саттон тоже хороша. Боевая группа. Боевая-мать-ее-группа, главный штаб. Упрямая идиотка. Идеалистка. Дура. "Тебя не касается, Растин". "Не имеешь права говорить в таком тоне, Растин". "Ничерта ты, блядь, не знаешь, Сивер". "Веди себя как взрослый человек". "Держись подальше". Подальше.
Спиной и затылком Сивер чувствует даже не взгляды, в штабе не больно-то принято глазеть, все более или менее заняты своими делами, да и с участливыми вопросами лезут обычно только к более-менее "своим". Скорее просто внимание: сбившиеся шаги человека, решившего заглянуть за угол; косой взгляд того, кто вынужден обходить неожиданную преграду; вопросительных вздох поблизости. Гнев уходит. Остается дурацкая досада и перекатывающийся валик мышцы на нижней челюсти от постоянно стискиваемых зубов. Хорошо, Саттон, давай будем взрослыми людьми, давай.

Прежде чем отправиться восвояси Сивер разворачивается к камере и посылает "птичку" возможному наблюдателю. Возможно, после этого ему влетит от ВСБ. Или нет. Плевать.

0


Вы здесь » suttonly » [past] » the same fucked up game you play with me [19.09.2037]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно