Рассеянная улыбка играет на губах Тэдди — она неловко накрывает её пальцами и снова отводит взгляд в сторону окна. Темное ночное небо клочками цепляется за верхушки деревьев, а ярко-оранжевая листва навевает воспоминания о Нью-Йорке, о Центральном Парке, и о тех днях, когда война жила лишь в старых протертых книгах по истории, да на другом конце земли. Стоит Саттон поудобнее устроиться в кресле, как она чувствует, что напряжение в ногах постепенно сходит на нет — вместо неё появляется какая-то умиротворённость, и Теодоре не понять, ни откуда она взялась, ни то, надолго ли она задержится. Лязгание ключей в руках Сивера напоминает звон маленьких колокольчиков — сейчас, в эту самую секунду, которую ей очень хочется сохранить, запечатлеть навсегда, как их детские встречи в любимом музее, его ворчливый голос, да куртку вечно нараспашку  — Тэдди не уставала отчитывать его, силой надевая на него шапку и хмурила носик, стоило ему запротестовать.
Сколько лет с тех пор прошло…
Уже и не сосчитать, какая по счету осень стелется котом ей под ноги, шуршит сухими листьями под подошвами и оставляет во рту привкус тыквы с корицей во рту.
Расти, скорее всего, не сдержит своё обещание — ей так кажется, она почти уверена в этом, но ей всё равно.
Кто-то запускает запыленный волчок. Кто-то так умело, так чертовски не вовремя его запускает, что Теодоре остается лишь смотреть на осеннюю листву через окно и стараться справиться с этим чувством внутри, что появляется так внезапно, так неожиданно, но вместе с тем настолько предсказуемо, ведь стоит Растину Сиверу вернуться в её жизнь, как всё переворачивается вверх дном. Так было всегда — с первой их встречи, и, наверное, она и правда очень наивна, совершенно не приспособлена для этой жизни, если думает, что он может случиться просто так. Это не про него. Не про Расти Сивера. И уж точно не в её жизни.
Тэдди открывает рот на секунду, всё ещё изучая пейзаж по ту сторону стекла. Он заводит мотор, и внутри машины становится тепло и уютно. Саттон смотрит на запотевшее окно и невольно протягивает руку, неловко вырисовывая на нём кружочки — они тронутся с места и этому мгновению придет конец, она это прекрасно знает. Возможно, она знала об этом ещё минутами ранее, когда они стояли у костра, а ей от чего-то захотелось, чтобы не было этой дурацкой войны, не было этих долгих дней молчания и… не было той обиды, которая вот уже который год никак её не оставит. Тэдди говорит себе, что она не маленькая, что сейчас не время и место вести себя как ребенок, поэтому убирает руку со стекла и переводит взгляд на динозаврика, который на фоне всего выглядит крайне милым, несмотря на чуть кривоватую мордашку.
— А? – из мыслей Саттон вытягивают слова Расти, но нельзя сказать, что суть сказанного в полной мере доходит до неё, потому что не о том она сейчас думает, и вообще не уверена, что хочет вникать, что именно он хочет сказать и к чему это всё. Тэдди лишь кивает ему в знак согласия, спустя пару секунд — как-то совсем рассеянно, после чего дотягивается до маски и снимает егё, потому что ей надоело быть Мэри или Сью, или кем она там была. -  Угу, обещаю, - отвечает она, заметив, что Растин всё ещё ждет от неё ответа, и потирает глаза, потому что эти голографические маски до сих пор её нервируют и она никак к ним не привыкнет — возможно именно поэтому они у неё всегда "случайно" ломаются.
Теодора вздыхает, откидываясь на спинку кресла и снова поворачивает голову в сторону окна. Спрятав нос в шарфик, она чувствует, как по всему телу пробирается теплота и позволяет себе расслабиться.
— Скоро снова эта драная зима… - почти что шепотом произносит она, не для кого-то конкретного, а просто так — скорее мысли вслух, перед тем, как снова погрузиться в сон.
The End.