Ружье было последней каплей. Сивер закрыл глаза ладонью, совмещая в одном жесте фейспалм и "как же я от всего этого устал", но заставил себя смолчать. С момента эвакуации из Бёрлингтона и переброски главного штаба ренегатов в Миннесоту весь личный состав работал буквально на износ, дабы как можно скорее обустроиться на новом месте, восполнить нанесенный колоссальной утечкой информации ущерб, выползти из глухой обороны и начать хоть как-то восстанавливать позиции. Растину еще повезло — вчера он спал по меньшей мере часов семь. Судя по темным кругам под глазами и нервозными жестами, парню, который выдавал ему снаряжение, подобная роскошь последний раз перепадала недели две назад, если не больше. Выговаривать ему сейчас что-то по поводу "реквизита" — даже не дохлый номер, а скотство чистой воды. Кроме того, ружье и впрямь было всего лишь последней каплей — основная проблема предстоящего задания была вовсе даже не в этом…
***
… С момента их с Тэдди прошлой встречи, закончившейся коротким, но емким выяснением отношений, Сивер действительно старался "вести себя по-взрослому". Вот только более подробных инструкций Саттон не предоставила, и за неимением лучших идей Растин просто решил делать вид, что в упор не узнает новоиспеченную участницу боевой группы. Впрочем, "лобовых столкновений" у них больше и не возникало — разведчик он или где? Жизнь любого человека в штабе подчинена определенному расписанию, у новичков — даже в большей степени, чем у остальных. Вычислить эту рутину не так уж и сложно, и если бы Сивер хотел целиком и полностью пропасть с радаров Теодоры — ему не понадобилось бы слишком напрягаться. Вот только… Он несколько лет заставлял себя избегать встреч — тогда в его распоряжении был весь Нью-Йорк, не говоря уже об остальной Америке и других континентах. Сейчас значительную часть времени расстояния между ними исчислялось хорошо если сотней-другой метров. В остальное же время оба рисковали жизнями, рискуя в один из дней попасть на все информационные мониторы в виде фотографии с черной траурной ленточкой и парой строчек некролога. Достаточная мотивация для того, чтобы нет-нет, но вламываться в границы чужого личного пространства, проходить по самому краешку, по фону — разминуться на входе в тренировочный зал, задержаться в столовой, в том углу, который не видно от двери, помаячить в коридоре, когда боевая группа возвращается с задания. Едва ли это можно было считать преследованием — учитывая, что и для разведки работы всегда было выше крыши, подобные столкновения случались едва ли чаще, чем раз в неделю. Достаточно, чтобы убедиться — жива, цела, улыбается там кому-то. Недостаточно для того, чтобы признаться себе, что план "держись подальше" не работает. В конце концов, в Нью-Йорке же у него была возможность писать сообщения…
***
Менее суток назад
Теодора Саттон переступает порог столовой и Растин сам того не замечая сутулится и опускает голову. Едва заметно, но только что отпущенный из госпиталя за хорошее поведение, отдохнувший, но порядком промаринованный скукой и отсутствием общения и от всего этого непривычно бодрый, говорливый и громкий Эйс, сразу сует ему локоть под ребра:
— И что у тебя с Саттон, а, Сивер?
— С кем? — Растину нужна всего секунда, чтобы собраться, и обращенный на коллег-разведчика взгляд кристально чист и выражает совершенно искреннее недоумение. Только вот и секунда эта все-таки была, и… ну кто же так сразу верит бывшему ЦРУшнику?
— С новенькой. Теодора Саттон, хорошенький такой терракинетик из боевой. И колечка на пальце что-то не видать… — Эйс смотрит куда-то поверх голов, провожая девушку взглядом, а Сивер пытается держать позу непринужденной. Ему очень хочется лечь грудью на стол, чтобы не высовываться даже, но вместо этого приходится откинуться на спинку стула.
— А у меня с ней… что-то?
— Не знаю, ты мне скажи. Я же тут слегка отстал от повестки дня, — Эйс наконец перестает тянуть шею, подсобирается и переходит на заговорщицкий тон, — Ну, если ничего, то может мне с ней стоит замутить, как думаешь?
Сивер закатывает глаза — у Эйса только и разговоров что про замутить с телочками, даром что по факту разведчика еще никто ни с одной из них не видел ближе чем на расстоянии вытянутой руки. Либо очень скрывается, либо… Да фиг с ним.
— Можешь рискнуть, чувак. Только мой тебе совет, проверь вначале информацию. Мало ли, может у нее есть, к примеру, злобный старший брат в этом штабе. С какой-нибудь стремной способностью или там к Риндту ходящий без доклада… — Растин окончательно осваивается в собственном вранье и теперь уже начинает получать какое-то свое маленькое удовольствие от диалога.
— Ага, попался, значит ты все-таки что-то про нее знаешь, — радостно вскидывается Эйс, моментально проваливая весь свой "хитрый план", но Сивер только пожимает плечами:
— Забыл кто мы?
— Не-а, — Эйс продолжает лыбится, — Даже больше. Я вот, например, знаю, что даже если ты ничегошеньки не знаешь про маленькую мисс Саттон, у тебя скоро появится шанс с ней познакомиться. Так что сам тоже помни про "злого старшего брата".
— Брешешь, — Сивер спокоен, Сивер правда очень спокоен, потому что все сказанное Эйсом вне работы нужно делить надвое. А еще потому, что ВСБ, а значит — и все начальство точно знают — не могут не знать — про их с Тэдди стычку в коридоре старого штаба, пускай даже с тех пор прошло больше месяца. И хотя время от времени у кого-то в штабе возникают всякие дурные инициативы насчет тимбилдинга, сейчас всем еще очень и очень крепко не до того.
— А вот и нет, сам скоро узнаешь и поймешь, что я прав. Первое — у начальства впервые с переезда руки дошли до наводок с умеренным приоритетом и сложностью. Это можно понять даже по размеру и составу групп, которые недавно отсылали. Да и одна птичка их компьютерщиков проговорилась, что пошла наконец какая-то движуха в базе данных. Второе — на такие дела как раз обычно отправляют всяких там новеньких вроде этой девочки. Третье — такие задания обычно требуют разведчика во главе и боевика в прикрытие. Четвертое — свободных разведчиков в штабе по пальцам, а ты уже выспался. Сам шансы рассчитаешь, или тебе помочь? Не 100% конечно, но очень даже очень…
***
Растин тогда только хмыкнул и плечом дернул — доводы Эйса его не впечатлили от слова совсем. Но оказалось, что этот хмырь как в воду глядел — по возращении надо будет посоветовать ему проверить, не проявилась ли у него дремавшая вроде бы до сих пор способность носителя в виде какого-нибудь там предсказания будущего или супер-пупер интуиции. Потому как безошибочно угаданное разведчиком развитие событий было уж очень невероятным с точки зрения банальной логики. Или Сиверу просто так казалось...
***
Проинформировали их, слава богу, независимо друг от друга, и к встрече для обсуждения плана действий оба успели худо-бедно подготовиться, главным образом морально. Задача  была прямолинейная как топор — съездить в соседний штат, выкопать закладку, оставленную одним из информаторов, прибраться и доставить полученные таким образом боеприпасы и флешку с данными обратно в штаб. Ситуация осложнялась тем, что штат был из числа "трезубцев" — именно поэтому было принято решения отправить разведчика и терракинетика из боевой группы — чтобы даже следов не оставалось. Контакты — по минимуму, вероятность боевого столкновения — низкая, риск наткнуться на ловушку — крайне низкий. Прикрытие из разряда — "достаточно тупенько, чтобы сработать" (идеально выверенные легенды временами выглядят более подозрительно, чем история про абстрактных Джо и Мэри, решивших поохотиться в лесу на зайцев), маскировка при этом — на высшем уровне, включая отчего-то нелюбимые Сивером голографические маски. Времени на все про все — только на дорогу в обе стороны и на месте — не больше 12 часов, сутки только в самом крайнем случае. В общем, легкая прогулка, а заодно и дополнительный тест для новичка, не предполагающий серьезных осложнений. Ну да, конечно.
***
— Что-то не так? — кажется, Растин слишком долго или слишком выразительно припечатал к лицу ладонь, так что даже замотанный интендант заметил.
— Все нормально, — стараясь не хмуриться, Сивер взвесил в руках охотничье ружье, больше всего напоминавшее реквизит какой-нибудь театральной постановки. Причем театр должен быть обнищавшим, ездящим между городами, и вообще желательно — цирком. Все-таки не сдержался, спросил:
— Оно вообще стреляет?
Представитель отдела снабжения, кажется, обиделся, но коробку патронов выдал. Растин пообещал себе, что нажмет на курок этого "монстра", по внешнему виду которого можно было прочитать историю нескольких самопальных модификаций, но нельзя было уже определить фирму-изготовителя и первоначальную модель, только в самом крайнем случае. Тем более что на остальное снаряжение руководство решило не скупиться (из соображений скрытности и скорости решено было ограничится минимумом наименований, но зато по лучшим стандартам небоевых вроде бы вылазок). Растин, по крайней мере, получил во временное пользование облегченную экзоброню, пригодную для ношения под одеждой, компактный, но вполне себе серьезный Glock 19, кобуру от которого предполагалось носить на спине сзади, совершенно незаметно под бесформенной ноябрьской одеждой. Быстро выхватывать такое оружие он уже вроде бы приноровился. Прочий инвентарь состоял из кучи полезных или необходимых мелочей, включая средство связи со своими, имеющее опцию быстрого самоуничтожения передатчика и жесткого диска на крайний случай, защищенный местными умельцами от отслеживания навигатор, аптечку гражданского образца, но с кое-какими продвинутыми препаратами из медицинского блока, фотоаппарат, универсальный нож, фонарик… Да что там, у него даже маленькая складная лопатка была, благо "туристические рюкзаки" (на деле "набитые" по большей части простой бумагой, на место которой потом предполагалось разместить содержимое "закладки") позволяли цеплять к ним подобный инвентарь безо всякого нарушения маскировки. Из откровенно боевого снаряжения Сивер прихватил помимо пистолета только светошумовую гранату. В конце концов, за оружейную поддержку в этот раз отвечал не он. Равно как и за раскопки. Вообще, несмотря на то, что на сей раз он вроде как был главным, складывалось впечатление, что делать все должна Тэдди. А он так… водитель с функцией раздачи ценных указаний и маршрутной картой в голове.
Оказалось, также, что Саттон опередила его со снаряжением — наверное, настолько не хотела лишний раз толкаться где-либо плечами, потому что обычно экипировку и полезные советы по ее использованию выдавали всей группе одновременно. На этот же раз Тэдди, а теперь — Мэри Энн Смит (не Джейн Доу — и то хлеб) уже дожидалась его у точки сбора перед выходом из штаба. Сивер покачал в воздухе ключами от машины — до самого транспорта еще предстояло добираться.
— Машину берем в Уотерфорде, до него придется идти пешком, чуть больше двух миль. Оттуда за рулем я, твоя задача — запоминать дорогу на случай, если мы разделимся или меня выведут из строя — на картах и в навигаторе маршрут через границу не совсем точный. И да, привет, Саттон, неплохо выглядишь.

Инструктаж по поводу дороги был чем-то средним между простой формальностью и элементом обучения новичков — хотя формально Сивер не имел никакого отношения к подготовке членов боевой группы, некоторые моменты были общими для всех, а значит и повторить их еще раз никогда не будет лишним. И тот факт, что Саттон решила возразить — параллельно прочитав ему мораль и еще раз ткнув в тему "ты ничего больше обо мне не знаешь" — заставил Растина стиснуть зубы и поймать в ладонь, сжать в кулаке слишком уж весело позвякивающие ключи, чтобы не сказать ничего в ответ. А сказать было что — начиная с формально-логического "то есть ты даже не предполагаешь, что тебе придется не бросать меня, а, например, вытаскивать. С пулевым ранением или там сломанной ногой, знаешь ли, машину тоже не поводишь," и заканчивая отдающим дедовщиной тыканьем в незнание правил и устава. А еще можно было приплести к разговору много всякой расхожей полуправды, вроде различий в принципах подготовки и работы боевой группы и разведки — чисто теоретически отделившийся от своих разведчик на вражеской территории — это норма, а вот боевиков этому учат постольку-поскольку, или принципа полезности, подразумевающего среди прочего, что, за исключением отдельных уникальных специалистов, жизнь любого носителя представляет для структуры, в которую он входит большую ценность, чем жизнь обычного человека, а значит Тэдди стоит поумерить героические порывы в пользу долгосрочных перспектив ренегатов. В общем, уже в полном сборе и буквально перед выходом, Сивер на полном серьезе обдумывал, не спровоцировать ли к чертовой матери скандал, громкую сцену на глазах у изумленной публики, ответственной за охрану выхода из штаба. Это бы гарантировано привело к отстранению их от задания, может быть даже отмене самой миссии, все-таки не входившей в список наиболее приоритетных, выговорам, разбирательствам, воспитательным беседам, испорченной на много месяцев вперед репутации или чему похуже. И все это в данную конкретную минуту казалось не такой уж большой ценой за то, чтобы не проверять, как долго они смогут находится в одной машине, а потом — в одном  городе, лесу или куда там их посылают, не вцепившись друг другу в горло. Теодора, видимо, прочитала какие-то отголоски его мыслей по глазам, и пошла на попятную — это Растин тоже решил не комментировать, как и проигнорированную попытку быть вежливым. У него вообще складывалось впечатление, что от его способности держать язык за зубами может зависеть успех всей операции…
***
Как следствие этого — и, вероятно, аналогично решения со стороны Тэдс, до самой Айовы путешествие проходило относительно спокойно и в относительной тишине. По дороге Сивер несколько раз обращал внимание напарницы на какие-то детали местности, метки, которые могли пригодится девушке на обратном пути или вообще как-то другом задании, иногда пояснял что-то про работу разведки, но все эти реплики были предельно нейтральными и не требующими ответной реакции. Черт, он даже не переспрашивал, поняла ли она и запомнила ли нужную информацию, если очевидного ответа не приходило. Может быть, именно так и нужно было, чтобы сойти за "взрослых людей" — по крайней мере все шло… нормально.
Первую остановку нужно было сделать вскоре после границы — сменить номера. Сивер знал, что нередко подобными "мелочами" пренебрегали -  в конце концов, учитывая то, как война разметала граждан разных штатов и их движимое имущество по просторам раздираемой противостоянием родины, мало кто стал бы бить тревогу только при виде номерного знака из штата противника. Однако небрежный во многих вещах, разведчик всегда проявлял редкостное занудство по отношению к тем миссиям, где был "за старшего". Да и свежа была в памяти история, когда в одном из маленьких вигилантских городков ребятам просто-напросто порезали шины и побили стекла — может быть виноват был все-таки не миннесотский номер, а дурное воспитание местных, но он ведь не хочет давать Тэдди лишний повод для сарказма? Равно как и добираться из Декоры пешком с изрядно потяжелевшими рюкзаками.
— Вылезай, — машина сползла на обочину потрепанного погодой и отсутствием внимания со стороны более нормально не функционирующих дорожных служб шоссе. Характернейшим для Айовы образом, местность вокруг здорово напоминала абсолютно плоскую тарелку, просматриваемую, казалось, на много миль вокруг. Маячащий на горизонте лес выглядел легким, почти невидимым и не представляющим угрозы. С одной стороны, "переодевать" машину под открытым небом выглядело неразумным, но место было глухим, поблизости не было ничего, где можно было бы закрепить камеру слежения, а любой движущийся объект, будь то другая машина, человек, птица или квадрокоптер был бы заметен им также, как и они ему, — В бардачке должен быть бинокль. Не ахти какая оптика, но сойдет.
Сменные номера лежали в багажнике под двойным дном, инструменты нашлись под задним сидением. Хмурясь и оглядываясь по сторонам, Сивер вытащил все это наружу, стараясь все же не слишком светиться — непонятно только перед кем.
— Можешь залезть на капот и делать вид, что развлекаешь меня разговорами. Только оглядываться не забывай.
Растин, на самом деле, и сам не прочь был бы о чем-нибудь поговорить. На заданиях, особенно таких, где много пустых шоссе и мало реальной угрозы, молчание и необходимость держать при себе шуточки, комментарии, напевки песен давались тяжело. Останавливало его всю дорогу, наверное, только баранье упрямство Саттон и собственное нежелание признавать поражение в этой своеобразной игре в молчанку. Но не выдержал он, конечно, первым, как почти всегда проигрывал в подобных вещах и в детстве — отчасти из-за своей собственной импульсивности, отчасти потому, что Тэдди всегда искренне и непосредственно радовалась своим "победам", главное было только не дать ей заподозрить, что он поддается.
— Ну что, Саттон, твое экспертное мнение, здесь водятся бизоны? - Расти покосился на девушку снизу-вверх — когда пытаешься крутить гайки на номере, то на всех смотришь подобным образом.

Растин был слишком занят ковырянием в багажнике, чтобы рассмотреть, что именно Тэдди делала с землей на обочине, но заметил, как она поднялась на ноги и стряхнула с ладони невидимые пылинки. Какие-то штуки, связанные со способностями носителя, скорее всего.  Сивер покачал головой, отказывая самому себе в праве задавать девушке какие-либо вопросы на этот счет. Ему было любопытно, да — вполне естественное чувство для того, кто не вытянул в генетической лотерее билетик с надписью "человек будущего", но с терракинезом Тэдди у него были собственные счеты, и Растин небезосновательно подозревал, что любые разговоры на эту тему просто не могут закончится хорошо. По крайней мере не сегодня, не завтра и вообще не в ближайшее время.
К его удивлению, Саттон не стала спорить с предложением забраться на капот, более того — сделала это довольно картинно, словно позировала для фотографии или там в кино собралась сниматься. А ведь если подумать — со стороны они сейчас и впрямь смотрелись бы эдакими киношными персонажами — осень, сохнущие поля вокруг, пустое разбитое шоссе из ниоткуда в никуда, машина, припаркованная где-то в середине этого очень американского — только воронки торнадо на горизонте не хватает — бескрайнего "нигде", и двое людей — девушка в чуть мешковатой для нее куртке, с ногами забравшаяся на видавший виды капот этой самой тачки и парень, ковыряющийся с инструментами. Что-то такое то ли романтическое, то ли философское, и дальше можно смело делать затемнение и пускать титры.
Сивер, никогда особо не интересовавшийся кинематографом больше, чем это требовалось  для общего развития, поморщился и устало потер переносицу. Ему надо номера менять, а не представлять, как бы они с Саттон сейчас смотрелись в кадре. Подозрительно бы смотрелись, как два последователя Линкольна Риндта на территории, поддерживающей идеологию Элдермана.Ау, разведка, идет война и у вас есть может не боевое, но все-таки задание, так к чему все эти мысли о том, чтобы бросить все к чертовой матери и уехать в закат?
Несмотря на предложение "делать вид, что она развлекает его разговорами", Тэдди довольно долго молчит — в масштабе откручивания и закручивания болтов, на которых держится номерной знак, а потом внезапно заговаривает про его день рождения. Растин бы выронил что-нибудь из рук от удивления, если бы за ним вообще водилась привычка что-то ронять, но вместо этого — крепче вцепляется в инструменты. Куча времени же уже прошла, он и сам забыл, что этот день вообще был, и в электронном личном деле около его фамилии стоит теперь какая-то другая цифра, чем месяц назад. Саттон всегда настаивала на том, что дни рождения надо отмечать — хотя бы немножко, какао с зефирками или шоколадным маффином со свечкой, которая никак не желала стоять вертикально вверх и капала на кекс воском. Сивер кажется тогда даже отчасти на спор, отчасти — чтобы Тэдди его отчитала, что мол, ну как так можно, сжевал кусок этой свечки… Почему-то тогда это все казалось забавным. 
Растин как раз закончил с передним номером и выпрямился во весь рост, потягивая поясницу, хотя передышка ему на самом деле совершенно не требовалась.
— Я не праздновал — переезд в новый штаб, все дела. А то бы непременно приглашение под дверь подсунул. Секретные вечеринки в штабе, это, знаешь ли, страшное дело… — начал сочинять на ходу Сивер, но быстро осекся, вспоминая, чем закончилась его прошлая попытка сказать что-то шуточное, наклонил голову на бок, посмотрел на Тэдди серьезным и, наверное, довольно-таки грустным взглядом, — Но спасибо.
Затянувшаяся минутка воспоминаний закончилась — Растин потащился со всем инвентарем к задней части машины, на ходу рассуждая про трудности бизоньего племени в эти тяжелые для всех времена:
— Наверное, ты права, охрана природы первая пошла под откос со всей этой войной, а охотиться завсегда проще, чем выращивать урожай или скот. Вечная борьба между разрушением и созиданием, Каин и Авель, все дела. Правда, — Сивер на секунду заткнулся, сражаясь с отверткой, и получилось так, будто поставил точку по середине фразы, — Может и наоборот выйти. Даже вот разрушенные штаты — люди там не ходят, а природа — природа умеет затягивать раны. Закончится война — и окажется, что где-нибудь в Техасе полным-полно бизонов. Наглых и довольных жизнью. Вот увидишь.
Даже с картинкой довольных жизнью бизонов перед глазами, разговор как-то не клеился. Одно дело рассуждать о том, как идет восстановление дикой природы в каком-нибудь крайне далеком отсюда Чернобыле, с катастрофы в котором прошло полсотни лет. Совсем другое — пытаться найти что-то хорошее в разрушении штатов внутри собственной страны. Растин вздохнул, нахмурился и подергал номерную пластину. Вроде держится. Засунул в тайник в багажнике старые номера, убрал на место инструменты.
— Ну что, штурман, горизонт чист? Можем отправляться. Надо только маски не забыть активировать раньше, чем доберемся до жилых мест…

— Да не особо, раз ты так легко меня раскусила, — Растин усмехается в ответ на полушутливое обвинение во лжи, растерянно-виноватым жестом запускает пятерню в собственные волосы на затылке и взъерошивает их. Он немного, самую малость, подыгрывает сейчас Тэдди — интонацией, жестом этим небрежным, после которого на голове хорошо если только пыль из-под капота, а не машинное масло останется на непонятно какой промежуток времени. Невысокая цена за то, чтобы еще чуть-чуть растянуть момент, в котором они не бросаются друг на друга с обвинениями или не пытаются мучительно подобрать безопасную тему для разговора, и когда можно не вспоминать, что врать он в общем-то научился уже очень давно и довольно-таки отменно.
— Нет уж, никаких бизонов, — реплика Саттон вряд ли предполагает ответ, а работа Сивера явно к этому ответу не располагает, но он все равно подает голос из-под бампера, — Парнокопытные жвачные — это вообще не фига не круто. Подумаешь, четырехкамерный желудок и здоровенный лоб с рогами…
Было время, когда они могли очень долго обсуждать то, что биологи называют "эволюционными приспособлениями" разных животных, а попросту — шутливо спорить, как только два подростка могут, доходя иногда до тычков в ребра, которые вроде и не аргумент, но попробуй опровергни, кто все-таки круче — носорог или слон, лев или, может, саблезубый тигр времен плейстоцена. И уж кем-кем, а бизоном в этой системе координат Тэдди никогда не была. Сивер прикусывает язык, чтобы не приплести сюда еще и динозавров, того же ти-рекса — кажется, что это будет уже перебором для одного эпизода воспоминаний…
Саттон вздыхает на тему того, как ее раздражают голографические маски, еще довольно новая, и с некоторых пор любимая "игрушка" интендантов в главном штабе. Расти задумчиво перебирает в голове известные ему недавние вылазки боевой группы, и думает, когда еще почти что новобранец Тэдди успела опробовать — и невзлюбить — это чудо техники. Список неутешительный и разведчик только коротко кивает в ответ, чтобы ненароком не начать выспрашивать, в прошлый раз получилось не слишком здорово. Потом все-таки выдает нейтральный, как ему кажется ответ, сопровождаемый скептически изогнутой бровью:
— Альтернатив все равно нет особо. Краской для волос и цветными линзами устройства распознавания лиц не обманешь, а старый-добрый пластический грим штука вообще довольно капризная. Сомневаюсь, что это утешение, но я тоже не большой любитель носить на лице всякие слишком умные штуковины. Про них же ужастики снимать можно, не будь это секретной военной разработкой… — уже усаживаясь на водительское место Растин дотрагивается до активатора маски, мельком косится на чужую и совершенно нейтральную, разве что слегка веснушчатую физиономию в боковое зеркало, хмыкает и сразу выключает все это безобразие — работает, и ладно. Джо или как там его теперь зовут ему не слишком нравится.
Тэдди между тем заводит разговор про терракинез, и Сивер вцепляется в руль чуть сильнее чем следовало, до белеющих костяшек. Если бы все специалисты в этой области не твердили наперебой, что способность бывает только одна и всегда довольно узкоспециализированная — никакой там смеси воспламенения и стирания памяти — Растин решил бы, что Саттон обзавелась какой-то формой телепатии и подслушала его недавние мысли на этот счет.
— Я никогда не работал с терракинетиками, если ты об этом, — после небольшой паузы сообщает ренегат, - а видел или нет… Знаешь, когда в тебя летит булыжник, обычно не думаешь, что там у вигилант-носителя, который его запустил — телекинез, терракинез или какая-нибудь кинетическая трехмерная телепортация булыжников в зоне видимости. Кажется…  Думаю, что я видел пару раз следы терракинеза, но это могло быть и что-то другое.
Против желаний самого Сивера, память подкидывает вообще не прикольные изображения глиняных фигурок или оригинальный способ вскапывания грядок из старой социальной рекламы времен билля о правах носителей. Скорее уж — вывороченные под неправильными углами булыжники, трещины в земле и довольно-таки неприятный термин "самозахоронение"
— А это важно? Говорят же, что каждый носитель в любом случае уникален и все это деление условное весьма, просто классификация по внешним признакам. А на деле каждый носитель и каждая способность уникальная, и разные там телепаты или кинетики может и делаю одно и то же, но по-своему, нет? — Сивер растягивает фразы, очень стараясь подбирать слова и вообще не сказать ничего лишнего, не выдать, что тема носителей ему не слишком приятна и еще менее — из-за того, что обсуждать способности приходится не с кем-нибудь, а с Тэдди Саттон, особые таланты которой когда-то ее едва не угробили, и определенно вбили еще один клин в их и без того непростые отношения. Именно поэтому, наверное, Сивер не сразу замечает основательную дыру в дорожном покрытие, и объезд получается очень резким.
— Ч-черт, — Растин притормаживает через пару сотен метров после того, как чуть было (а может и не совсем "чуть") не приложил их обоих лбами, плечами и другими нужными частями тела к элементам внутренней конструкции машины, — Вот и что это было, следы работы терракинетика?
Он так не думает, конечно. Дорога почти заброшена, провал мог образоваться и от десятка естественных причин, но очень уж к слову пришлось.
— Эй, Саттон, не ушиблась?

Тэдди говорит много каких-то слов про терракинетиков, и Растину, который слушает ее в пол уха, слишком погруженный в собственные невеселые мысли, кажется, что она говорит какую-то ерунду. Какая разница, кто там и что умеет из этих абстрактных других терракинетиков — их все равно нет в это машине и на этом задании? Зачем упоминать, что что-то она умеет, а чего-то нет, но не говорить, о каких именно возможностях речь? Чтобы он сам спросил? Причем тут вообще асфальт, если задание штаба предписывает им выкопать зарытую в лесу закладку? Именно теперь, когда столько времени прошло, ты внезапно хочешь, чтобы я знал про твой терракинез в деталях? Зачем это мне? Зачем это тебе? Какой в этом смысл? Мы давно уже выяснили, что я ничего не могу об этом знать и никогда не пойму, каково тебе…
Резкий толчок и врезавшийся в грудную клетку ремень безопасности вытряхивает из головы лишние мысли и дает возможность настроиться на рабочий лад. Вроде бы:
— В норме. За… — Сивер хочет попросить ее записать координаты чуть не спровоцировавшей аварию дыры в земле, отметить опасность на карте для следующей команды, которая решит воспользоваться этой дорогой, но не успевает и слова произнести — они с Теодорой открывают рот одновременно, и свой вопрос девушка выпаливает первой. Расти на секунду "зависает", пытаясь переварить смысл сказанного, и вообще убедиться в том, что он правильно все понял, а потом молча и совершенно спокойно, выверенными движениями во второй раз за день направляет машину на обочину, останавливается и переводит на парковочный режим. Один раз они уже в аварию чуть не попали, и второго за ближайшие минуты не будет, независимо ни от чего. Щелкает клавишей замка, отстегивая ремень безопасности и разворачивается к Саттон всем телом, уперев локти в колени.
— Что? Ты о чем это сейчас? К чему вообще… — Растин клянется себе, что не станет заводится и повышать голос, чтобы там Тэдди не ответила. Они не в штабе, они на задании, а он, к тому же, отвечает за то, чтобы все прошло гладко. Но, вглядываясь в незнакомое, совершенно нейтральное, созданное голографической маской лицо, морщится:
— Убери, — жестом руки обводит собственное лицо, внезапно не находя правильного эпитета для новейшей технологии маскировки, — выключи эту хреновину.
Его снова бросает в жар, и это бесит, от чего становится еще сложнее. Годами Тэдди Саттон была одной из всего-то двух людей в мире, для которых он готов был  держать себя в руках. Теперь она каким-то непостижимым образом стала той единственной, с кем этого делать совершенно не получалось. Растин запускает ладонь в волосы над виском, точнее — пытается, но натыкается на край собственной маски и нервным жестом стаскивает с себя этот девайс вовсе, кидает на приборную панель, нарушая тем самым сразу два или три пункта должностной инструкции. Он поклялся, что не станет сейчас срываться на Тэдди, и теперь достается неодушевленным предметам инвентаря.

Сивер наблюдает, как Тэдди сражается с ремнем безопасности, но не делает никаких попыток вмешаться, ждет, пока девушка сама разберется с кнопкой, усмехнется чужими губами по поводу общего задания тет-а-тет, справится с маской, нарушив все те же две или три должностные инструкции. Занятно — ему решение руководства отправить их на общее задание сейчас вот уже не кажется ошибкой или дурацкой затеей — может быть виной профессиональная паранойя, подцепленная еще в ЦРУ, но Расти готов поставить на то, что это не косяк, вызванный нехваткой свободных боевиков и разведчиков и общим плачевным положением ренегатов после вынужденной эвакуации из Берлингтона, а взвешенное решение, позволяющее решить сразу несколько текущих или будущих проблем. Простое, но не элементарное задание с небольшим, но ненулевым риском, долгая совместная дорога в обе стороны… Они либо разругаются настолько, что провалят все дело, продемонстрируют полнейшую профнепригодность и дадут руководству карт-бланш на любые наказания и меры, вплоть до обязательной психотерапии, коррекции воспоминаний или перевода в другой штаб (что тоже подразумевает коррекцию воспоминаний), либо решат хотя бы часть своих проблем и перестанут вгонять в нервозность коллег и соратников. Ситуация в масштабах штаба и всего движения в любом случае выигрышная, потому как лучше рискнуть двумя членами личного состава, чем непредсказуемым их числом, пустив все на самотек. Анализ ситуации идет как бы фоном, помогая Сиверу не нырнуть с головой в тот омут, воду в котором взялась баламутить Тэдди, но подмога эта откровенно слабая, ибо Растин сейчас меньше всего беспокоится о задании.
Саттон обустраивается поудобнее, подтягивает колено к груди, словно устраивается на домашнем диване, а не в салоне видавшей виды тачки. Рациональная оценка ситуации подает сигнал куда-то в область спинного мозга, советуя сменить позу, потому что сейчас Тэдди ничего не стоит вломить ему ногой в довольно-таки тяжелом ботинке под дых — или даже в челюсть, если он продолжит все также наклоняться вперед. Курсы практической психологии еще что-то там вякают про дистанцию, закрытые и открытые позы, и тоже идут лесом. Почти-улыбающаяся Саттон смотрит ему в глаза и впервые, кажется, за все это время называет его сокращенным вариантом имени, и просит сказать одну-единственную фразу.
Лучше бы она этого не делала.
В грудной клетке все еще припекает, но гнев перекручивается, перекипает во что-то иное, в безымянную чертовски сложную эмоцию, похожую по ощущениям на шипастый шар, перекрученную восьмеркой ленту цепной пилы, способную при неосторожном обращении пустить все вокруг на кровавые клочья. Растин замирает, словно и впрямь боится напороться на что-то колючее — только острый кадык с усилием прокатывается на горле, когда он сглатывает комок. На одну очень короткую долю секунды его взгляд выражает боль: зачем ты так со мной? В следующую — едва ли не ненависть: вот этого ты хочешь, да? Свести все к "как было раньше", свалить на меня всю вину и заставить исправлять? Потом все становится нормально, разве что зрачки чуть шире чем обычно. В этом кареглазой Тэдди тоже везет больше — заметить, как темнеют ее глаза куда сложнее.
Сивер смотрит на нее почти что снизу-вверх — его согнутая спина и ее прямая позволяют подобный взгляд. Рациональная оценка ситуации приглушенно шепчет, что он запросто может еще соврать, даже так вот, глядя глаза в глаза, произнести то, что она хочет и так, как она хочет. И это будет заслуженно и справедливо, потому что не стоило, нельзя было вот так просто вбрасывать вопрос, а потом, уклоняясь от разъяснений, о чем бы то ни было его просить. И ведь даже врать не обязательно — вглядываясь в лицо Тэдди Сивер все еще прекрасно видит свою "девочку из музея", маленькую всезнайку. Губы дергаются в улыбке:
— Для меня ты всё та… — и не договаривает, но вовсе не потому, что не может произнести требуемые слова. Может. Не хочет — хотя это вовсе не ложь, и в этом, пожалуй, самая большая проблема всего. Просто… если она все та же, и он тогда тоже тот же, если откатиться назад во времени, к тому мезозою-палеозою их знакомства, где ему четырнадцать, а ей и того меньше — слова — это вообще не его конек. Да, в школе он резкий, ехидный и ядовитый, знающий, как поддеть и как наехать, но и все на этом. С кем ему разговаривать, о чем? Дальше обычного "привет" начинается неровная дорога из "ну… ты… вроде… как дела… вот". Раньше он почему-то об этом не задумывался, но это у не умолкающей, умильной в своей непосредственности Тэдди, он в свое время учился собирать слова во что-то иное, нежели оружие. В истории, байки, доклады на уроках и ответы на билеты экзаменов, анекдоты, слова поддержки, легенды будущей работы под прикрытием. И тот, прежний Сивер той, прежней Саттон здесь и сейчас ничего бы не стал доказывать или показывать словами. Он бы хотел ее обнять, неуклюже так, по медвежьи облапить, притянуть к себе, преодолевая не слишком серьезное, скорее для проформы сопротивление, в наглую используя разницу в росте зарыться носом в волосы и выдохнуть горячий воздух из легких, и закрыть глаза, и держать так крепко, чтобы слышать — не ушами, а костями, венами, как бьется сердце — он не знал, чье именно, но почему-то именно так его было слышно. Вот это и впрямь было бы правдой — и если бы пространство и время позволяли, Растин быть может рискнул бы что-то такое выкинуть, несмотря на то, что уже давно не считал себя тем пацаном из прошлого.
Слава богу, это было абсолютно и решительно невозможно. Маленькая слабость, провал в самоконтроле рисковал обернуться глобальной и фундаментальной ошибкой. Они все делали неправильно, цепляясь за собственную память друг о друге, когда нужно было говорить и спрашивать о другом. Может быть прежняя Тэдди Саттон и не годилась для боевой группы, но девушка-терракинетик, до которой он решил докопаться в коридоре прошла длинный путь, и, может статься, была способна на многое. Да и сам он за эти годы много чему научился и натворить успел всякого. Их музей разрушен и по руинам вряд ли скачут довольные жизнью бизоны — скорее уж крысы и одичавшие собаки. Исписанную до конца страницу нужно перевернуть — не забыть, не сжечь, но начать с новой строчки. Потому что иначе им на этой войне не выжить.
Сивер отворачивается первым, выдыхает, смотрит на руль машины. Ему не хочется, чтобы Тэдди видела сейчас его лицо. Он не прав, он ошибся, он слишком сильно поддался на эмоции, хотя не имел на это право сейчас, когда у них задание. Сгребает с приборной панели обе маски, и кидает принадлежащую Саттон ей на колени, почти не глядя.
— Экипируемся, - и, сверившись с координатами GPS, записывает на диктофон коммуникатора напоминание о яме на шоссе, после чего, убедившись по зеркалам, что с его маской все в порядке, не спеша принимается выезжать с обочины.

Сивер говорит себе, что поступает правильно — расставляет приоритеты и пытается вернуть их обоих к заданию. Сивер мысленно твердит снова и снова: "нам нужно двигаться дальше, как полагается взрослым людям," и еще: "это лучше, чем если бы я солгал". Сивер точно знает, забившийся в горло ком — это психосоматическая реакция на выброс адреналина и прочих гормонов. Может статься, свою дозу этой человеческой биохимии он схватил еще когда чуть не угробил их обоих о дорожную яму — и все остальное, весь (не)состоявшийся разговор — это их реакция на внезапный стресс. Самовнушение не очень-то помогает — в голове продолжают роиться все эти эфемерные мысли о большом синем ките в Музее Естественной Истории и о том, как раньше, еще до всякого признания носителей, им удавалось читать мысли друг друга и заканчивать друг за друга фразы. Как ни крути, лезть в эти воспоминания было серьезной его ошибкой. Но не единственной. Вторая, значительно более простая и очевидная — это не заблокировать двери салона прежде, чем трогаться с места…
Сивер пытается следить за дорогой и избегает встречаться взглядом с Тэдди — даже когда она посылает его к черту. Этого оказывается достаточно, чтобы ее выход из салона движущейся машины стал для разведчика полнейшей неожиданностью. Щелкает рычажок — и предпринимать что-то становит практически бесполезно.
— Саттон, что ты, — его рука, естественно, хватает пустоту, - творишь, — последнее слово слышит разве что захлопнутая девушкой дверь пассажирского сидения. Выходит, эвакуироваться из машины с вещами за несколько секунд ее в штабе уже тоже научили, но сейчас этот навык лишь увеличивает количество метров между его машиной и спрыгнувшей на побитый жизнью асфальт Тэдди, пока машина продолжает движение по инерции. В боковом зеркале видно, как Теодора забрасывает себе на плечо рюкзак и сходит на обочину, а потом и вовсе — на поле, тянущееся вдоль дороги.
Куда ты, черт возьми, собралась? — притупившаяся за разыгравшимися воспоминаниями и мыслями злость взвивается новой, пусть и короткой вспышкой, заставляющей на несколько секунд выжать педаль газа — машина послушно разгоняется, но через от силы несколько сотен метров Сивер резко бьет по тормозам — несмотря на пристегнутый ремень, его швыряет лбом и грудью к рулю, ребрам достается вполне ощутимо, и боль, как это часто бывает, самую малость прочищает голову. Растин беспорядочно бьет несколько раз по рулю открытыми ладонями, сбрасывая эмоции и попадает по гудку, оглашая окрестности этим длинным и неприятным звуком, а потом медленно проводит горящими ладонями по лицу. Уговаривает себя не злиться — и не может определиться, на кого именно, выдыхает и очень медленно вдыхает снова, выравнивая пульс. И только после этого разведчик позволяет себе посмотреть через разведенные пальцы в зеркало заднего вида, потом в боковые, найти в одном из них бредущую неясным курсом фигурку Тэдди Саттон — благо, спрятаться на плоском блюдце Айовы попросту некуда. Вздыхает снова, переключая передачи и сдает задом — все еще резко, но по крайней мере — контролируемо. Поравнявшись с девушкой, Растин останавливает машину на обочине — сколько они уже времени, не говоря уже о запасе аккумулятора потеряли на все эти остановки? И как это потом объяснять внутренней безопасности? Выходит, шумно хлопая дверью, но не забывает на сей раз запереть двери электронным ключом — для полного эффекта им явно не хватает, чтобы штабную тачку угнали — плевать, что появиться кто-то может разве что из воздуха, ради такого случая — найдется в айовской глуши угонщик-невидимка.
— Эй! — Сивер сходит с дороги и идет теперь наперерез сбежавшей от него напарницы, яростно жестикулируя, - Здравый смысл вызывает Тэдди, прием. Не дури, вернись в машину. Мы в Айове, и это не пикник. И не догонялки, черт, — чтобы сократить расстояние до девушки приходится еще прибавить шагу.

Сиверу почти удается нагнать Теодору — но, когда он только собирается протянуть руку, чтобы поймать беглянку за плечо и притормозить, девушка опережает его, разворачивается и бьет ладонями в грудь. Неожиданное "нападение" заставляет разведчика отступить на шаг назад — боевые рефлексы отмалчиваются, отказываясь воспринимать Тэдди Саттон как угрозу, а тонкая экзоброня под одеждой пусть лишь частично, но принимает гнев девушки на себя. Впрочем, едва ли это ее сейчас волнует, едва ли ее вообще хоть что-то сейчас волнует, кроме собственных эмоций. Сивер молчит, давая Тэдди высказаться, а заодно и выместить свою злость на нем. Забавно, как в таких ситуациях раздваивается сознание — опомнившиеся навыки рукопашного боя заставляют почти автоматически подмечать секундные запаздывания и ошибки, которые бы позволили отшагнуть в сторону с пути разбушевавшегося терракинетика, перехватить бьющую руку, зайти за плечо и скрутить девушку тем или иным приемом, но Растин все равно ничего не делает, чтобы защититься — разве что уже не отступает. В голове почему-то всплывает улыбающееся лицо бабушки и запах яблочного пирога…
Пироги были одной из немногих вещей, способных задержать Растина дома чуть дольше обычного. Наверное, бабушка уже успела это подметить — потому-то домашняя выпечка всегда ассоциировалась у Сивера со всякими житейскими советами, библейскими притчами и наставлениями. Некоторые темы всплывали чаще, другие — крайне редко, ведь пожилая женщина понимала, что кое о чем даже с родителями не всегда поговоришь, а другие знания, необходимые мальчишке, относились к особому "мужскому" мирку — и учить им должен был отец… Но поскольку ни отца, ни деда Расти Сивера уже не было в живых, нет-нет, да речь все же заходила о девочках и о том, как стоит себя с ними вести…
— Если женщина захочет тебя ударить — и это хорошая, достойная женщина, — то позволь ей это сделать, — бабушка достает пирог из духовки и ставит форму на подставку для горячего. Растин настолько увлечен наблюдением за путешествиями яблочного шедевра, что ни сразу понимает смысл сказанного, но потом все же произносит не слишком уверенное "угу", ожидая разъяснений. Совет пока что выглядит не слишком привлекательно, особенно для бедового подростка.
— Большого вреда тебе это не причинит, и так ты покажешь себя джентльменом, -  бабушка занята освобождением пирога от формы, и ее голос звучит не так уж громко, но теперь Сиверу уже интересно, как обосновывается этот ее совет. Да и пирог пахнет все более и более заманчиво, и подросток буквально стелется по кухонному столу в предвкушении. Если бы старушка видела это, ему бы не поздоровилось — среди прочих требований этикета было "сидеть с прямой спиной и никогда, слышишь, никогда не вытирать собой столешницу". Но она не видит.
— Но никогда, слышишь, не позволяй этой женщине ударить тебя второй раз. В большинстве случаев, с большинством женщин, которым может вообще прийти в голову махать на тебя руками, это будет проявлением слабости, а мужчина ни при каких обстоятельствах не должен показывать себя слабым. Разве что… Готово! — женщина разворачивается вокруг своей оси, держа в руках поднос с пирогом во всей его красе, и Расти в последнюю секунду успевает откинуться на спинку стула, но все равно получает замечание:
— Выпрямись и сядь ровно, на спинку облокачиваются только лентяи и те, у кого спина болит. Насколько мне известно, у тебя ничего не болит, и ты не лентяй, так что сиди как полагается или вон из-за стола. 
Проходит некоторое время (пирог способен отвлечь от любого разговора), прежде чем Сивер вспоминает кое-что, и спрашивает:
— Разве что — что?
Бабушка вопросительно смотрит на подростка:
— Ты о чем?
— Ты сказала не позволять никому бить себя дважды. Разве что…
Пожилая женщина смеется и грозит ему пальцем:
— Значит слушаешь все-таки старуху, шельмец. Не никому, а девчонкам. Парням лучше и этого шанса не давать — ну да это тебе самому виднее, судя по жалобам из твоей школы. А что до исключений — разве что это будет очень особенная женщина. Но ты сам все поймешь, если она захочет тебя ударить.
Едва ли бабушка Растина Сивера в те годы допускала существование носителей, а также тех женщин, которые без всяких сверхспособностей обладали достаточными навыками, чтобы вырубить с одного удара здорового мужика. Она вообще была весьма консервативна и набожна, его бабуля, и многие из ее советов отражали ту гремучую смесь из религиозных воззрений, веры в то, что мужчины должны вести себя "по-джентльменски", а женщины делятся на "настоящих леди", которые умнее мужчин и должны управлять государством, чтобы больше не было глупостей вроде войн, и "недостойных женщин", которым лишь бы сбивать молоденьких и не очень мальчиков с пути истинного, что царила в ее голове. И все же…
Тэдди не столько пытается отлупить его, сколько бьется об него, как о стену или решетку клетки. Не то чтобы для экзоброни и мышц и ребер под ней была хоть какая-то разница, но Сивер видит, и слышит в голосе девушки, что она почти готова разрыдаться. Но когда декларируемая ненависть, с которой еще можно было как-то смириться, сгладить углы и перевести все в иное русло, перерастает в обвинения, Растин снова цепенеет, и желание удержать и успокоить отступает куда-то на второй план. Потому что все не так просто и вообще не так.
Удары Саттон становятся слабее, слова сбивчивее. Сивер смотрит на нее со странной смесью злости и сострадания, он не знает, что должен чувствовать сейчас, но все-таки накрывает на излете кулак Тэдди в ее последнем ударе, не дает забрать бьющую руку назад. Получается, что девушка так и упирается костяшками пальцев ему в грудь, а он не отпускает ее руку, но и не делает иных попыток как-то ее обезвредить.
— Вот так значит. Уехал? А что еще оставалось делать парню, у которого ни денег, ни связей, и аттестат, конечно, неплохой, но не то чтобы блестящий? Копить деньги на учебу, работая официантом? Стипендии для сирот террористов не предусмотрены, ты знаешь. Или что, податься в музейные смотрители? Хорошая компания для той, кто ничего кроме Йеля даже не рассматривает…  Афганистан? Меня уже приняли в Управление, и ты знала, и все равно влезла в историю именно с ними. Я должен был тебя остановить? Да тебя даже мать не смогла остановить, или брат — куда уж мне до семейных историй. Что до… — Растин сглатывает и хмурится, говорить про историю с даром оказывается тяжелее всего, может быть потому, что она свежее других в памяти, а может потому, что тут он совсем за собой вины не видит, — Ты вполне ясно выразилась, сказав, что я ничем не могу помочь. Что я не понимаю и никогда не пойму, — Сивер наконец выпускает кулак Саттон, и ему совершенно наплевать, куда он полетит дальше.
— Врать — это один из моих профессиональных навыков, Тэдс. Но я этого с тобой не делал. Наоборот, я все это время пытаюсь.., — в попытках отыскать нужное слово Расти потрясает в воздухе руками и оглядывается, сложно ожидает, что найдет его висящим в воздухе. Безнадежное дело. А равнины Айовы после лесистого рельефа Висконсина и Миннесоты, к тому же, создают ощущение опасности. Сивер мрачно смотрит на Саттон и произносит уже более спокойным голосом:
— Давай вернемся в машину и закончим все это дело. А по возвращении можешь ненавидеть кого угодно и сколько влезет.

Пальцы Тэдди легонько касаются руки Сивера, и после всего сказанного ими обоими, оказывается, что он попросту не мог этого предвидеть. Нахмуренные брови и сердитый вид разведчика сменяются на растерянность, удивление и еще целую гамму не слишком дифференцированных эмоций — все это всего на секунду, однако пока Растин пытается сделать свое выражение лица чуть менее дурацким, Саттон уверенно захватывает кончики его пальцев — получается как-то очень по-детски, и в то же время почему-то именно Сивер чувствует себя сейчас если не ребенком, то тем непутевым подростком, который так сильно старается быть взрослым и ответственным, что только творит еще больше глупостей. Или уже натворил, причем довольно давно…
— Не надо так, - говорит Теодора, ничего не уточняя, но Сивер и так вполне готов согласится с этим утверждением. Вот только совершенно не ясно, как оно — по-другому. Тэдди говорит, что она хотела, чтобы он остановил ее тогда, и Растин вспоминает, сколько раз он сам прокручивал в голове это самое "что, если…?". Не было бы Афганистана — могло бы не быть Ирана. Не было бы скандала в СМИ по поводу операций ЦРУ. Теодора Саттон не стала бы в одночасье знаменитостью и большой занозой для злопамятного Управления. Он не огреб бы проблем на работе — впрочем, скорее всего у него вообще бы не было этой работы, так как пара выходок, которые бы понадобились для того, чтобы не отпустить упрямую корреспондентшу на территорию талибов, прикончили бы его карьеру до ее официального начала. Не было бы Афганистана, и активизация способности нашла бы Тэд Саттон где-нибудь в другом месте — или не случилась бы вовсе — и они бы не возвращались к этой теме раз за разом со все более сомнительными результатами. И все было бы как-нибудь иначе. Только вот история до сих пор знала лишь одного человека, которому удалось вернуться в прошлое и что-то там исправить. И именно по этой причине мы сейчас имеем что имеем, как бы мы к этому сейчас не относились.
— Я хотел остановить. Но, наверное, мы оба были тогда слишком упрямыми для этого, -  неровно усмехается Сивер, забывая уточнить, что сейчас они оба, похоже, сделались еще упрямее.
Саттон почти плачет, и Растину от всего этого еще более странно. Слова про ненависть и еще парочку тычков под ребра он бы как-нибудь пережил, слезы и признание в отсутствии ненависти — куда сложнее. И даже платка нет, не говоря уже о каких-то правильных мыслях в голове — а ведь бабушка всегда говорила, что настоящий джентльмен должен иметь при себе чистый платок на случай, если даме в его присутствии захочется поплакать. Фиговый из него, короче говоря, джентльмен.
— Тогда все, мир, -  старая формула примирения может звучать по-детски и таковой по сути и является, но Растин говорит и смотрит достаточно серьезно, чтобы не посчитать это за издевку. Ему ужасно хочется убрать со лба Тэдди выбившуюся прядь волос, падающую на глаза, но он не уверен, стоит ли ему это делать. Кроме того, Саттон все еще держит его пальцы в своих.
— И никакой больше ругани. По крайней мере до следующей канавы на дороге, - шутка выходит не очень, или даже очень не выходит, и, повинуясь желанию то ли что-то исправить, то ли испортить окончательно, со словами
— Да ладно тебе, Тэдди, — Растин порывисто и коротко прижимает девушку к себе быстрее, чем она успевает как-то воспротивиться.
— Я беспокоился. Все это время — о том, где ты, как ты, — Сивер размыкает руки, и снова становится Растином из 2038, тем еще засранцем:
— И давай сюда рюкзак. Чур, больше не сбегать.

Сможет ли Саттон сбежать из машины без рюкзака? Запросто, точно также как она смогла бы сделать это без оружия, без обуви, да хоть без штанов... — гипотетический пример, призванный лишь подчеркнуть своенравный характер журналистки, рисковал свернуть куда-то не в ту сторону, и Растин поспешно пресек размышления на эту тему, оставляя риторический-а-может-и-не-очень вопрос Тэдди без ироничного или какого-либо вообще ответа. Девушка на него, похоже и не рассчитывала — передав Сиверу рюкзак, она весьма целеустремленно направилась к машине с видом и словами, не оставляющими сомнения, кто здесь ключевое звено операции, словно ничего вообще не произошло. Растин замешкался еще на секунду, пристраивая рюкзак на одно плечо, и не удержался от то ли смешка, то ли фырканья — конечно, как же иначе — но напарница его не услышала или не стала обращать внимания…
Сивер поправил зеркало заднего вида и поймал в отражение спящую Тэдди — девушка, похоже, задремала сразу, как они снова тронулись в путь, несмотря на то, что переднее сидение автомобиля — не лучшая кровать. Будет еще потом жаловаться, что шея затекла… Впрочем, ни сейчас, ни в прошлом Саттон не относилась к тем, кто жалуется, и все равно разведчик не понимал, как она умудрилась заснуть так быстро и так крепко, разметав своевольничающие волосы по спинке кресла. Они добрались уже почти до самой Декоры, так никого и не встретив, но двигаться дальше, не включив маскировку и не освежив в голове "легенды" своих новых образов было уже нельзя. Коммуникатор на руке опять завибрировал — Растину показалось, что раздраженно, хотя едва ли штатное средство связи со своими могло передавать эмоции звонившего. Разведчик вздохнул, еще раз покосился на сладко спящую Теодору, и выбрался из припаркованной машины, прикрыв, но не захлопнув водительскую дверь, и перекинул звонок на микронаушник в ухе.
— Да.
— Сивер? Что с заданием, где вас вообще черти носят? Отстаешь от графика.
— Дорога хуже, чем мы про нее думали. Я — хреновый автомеханик, а девчушку укачало, — Растин со скучающим видом двинулся вокруг машины, небрежно поглядывая по сторонам.  В наушнике на несколько секунд повисла мертвая тишина, а потом собеседник, кажется, тяжело вздохнул и вкрадчиво поинтересовался.
— Ты ведь в курсе, что вам по приезду еще с ВСБ общаться, и этим ребятам байки скормить лучше и не пытаться?
— Я знаю, и я оскорблен подобными вопросами до глубины души. Так или иначе, мы на месте, позже поговорим, когда будем возвращаться, — протокол подобных заданий с низким уровнем угрозы, когда нужно было сойти за условных деревенских, позволял довольно свободно относится к сеансам связи, и Растин такими вещами иногда злоупотреблял. Вот и сейчас связной из штаба явно хотел еще что-то интересное ему поведать, но разведчик уже оборвал звонок. И тот решил не перезванивать…
Сивер обошел машину и постучал костяшками пальцев по стеклу около лица Тэдди. Когда стекло опустилось, сообщил взъерошенной напарнице:
— Почти приехали, Мэри Сью, — нарочно ведь имя переврал, чтобы проверить, хорошо ли заучена легенда, - Декора кстати классный городок, норвеги строили в 19 веке, кирпичи да башенки. Только нам не надо в саму Декору, съедем через 500 метров с трассы, а дальше в лес пешком с рюкзаками, дабы не пугать флору и фауну.
И двуногую часть последней на ненужные мысли не наводить…
Хотя бы насчет леса и съезда к нему карта не наврала. Сиверу, правда, не слишком понравился маячивший впереди, на границе самого города пост то ли полиции, то ли каких-нибудь местных дружинников в борьбе за порядок — а посту явно не понравился Сивер и его машина, но не настолько, чтобы выезжать им навстречу. Интересно, здесь еще штрафуют за неправильную парковку, и какая парковка может считаться неправильной, если знаки давно сняли и унесли? Забавно будет обнаружить потом штабную машину, "обутую" в веселенького цвета колодки, с номером на лобовом стекле… А, впрочем, служб, которые бы всем этим занимались скорее всего в округе все равно не осталось. Все еще косясь куда-то в сторону поста охраны — с боковой дорожки их толком видно не было, но Растин не сомневался, что оттуда тоже на них косятся в бинокль, силясь различить что-то между деревьями, Сивер выгрузил рюкзаки и только после этого помог выйти из машины Саттон, придержав дверь наклонился и шепнул на ухо:
— Внимание, бдительные местные.
Контактировать с кем-либо лишний раз не хотелось, и Сивер мог только гадать, вышлют за ними кого-нибудь следом или решат лишний раз не связываться. По прикидкам, идти им через лес было еще минут сорок, так что вздумай кто-то за ними проследить — этому кому-то надо быть весьма неленивым.
— Поиграем в следопытов, в общем.  Или скорее в следопутов… Ты как, нормально себя чувствуешь для прогулки?

Тэдди выглядит слегка заспанной. Значит, и впрямь спала, а не притворялась, — привычно анализирует Растин и же удивляется тому, насколько прочно профессиональная паранойя, подцепленная еще в ЦРУ, засела в его голове. Следом мелькают другие мысли, тревожные вроде той, хватит ли Саттон сил на этот ее терракинез, и просто странные, например, о том, что взъерошенная и сонная, Тэдди еще меньше похожа на члена боевой группы, и больше — на девушку, которую он знал когда-то, до… "До" имеет много градаций, и к тому времени, когда Сивер стряхивает с себя это короткое наваждение, Саттон приводит в порядок растрепавшиеся волосы и превращается в бесцветную Мэри Энн Смит. Только вот когда незнакомка щелкает у него перед носом пальцами, оказывается, что у нее не только голос, но и мимика Тэдди. И это вряд ли исправит какая-либо маскировка… Сивер фыркает и отмахивается от щелчка (или разговора про морщинки и прочую ерунду), как от комара, но ловит только воздух. Саттон прижимается к его плечу, и к лютому своему стыду и недоумению буквально на полсекунды, но Растин замирает, застигнутый такой более чем логичной импровизацией врасплох. А потом ровным, скользящим движением, словно проделывает это каждый день вот уже на протяжении пары месяцев, приобнимает девушку одной рукой за талию. Грубоватый и туповатый Джо — или как там его обозвали в документах умельцы из штаба на сей раз? — вместо этого пристроил бы свою ладонь Мэри Энн пониже поясницы, и будь на месте Саттон любая другая девушка, Растин проделал бы это не задумываясь. С Тэдди же поперек логичной вроде бы игры вставала даже не мысль, что девушка как-то не так отреагирует и испортит ею же самой начатую импровизацию — сейчас сомневаться в ее профессионализме было уже странно. Нет, Сиверу мешает он сам и тот зазор между "тогда" и "теперь", который сперва не хотела замечать сама Теодора, а сейчас отчего-то захотелось скрыть и самому.
— О, парочки вообще-то много чего странного могут делать, — смеется Сивер в ответ на невинный щебет, в котором сейчас сложно разделить саму Тэдди и ее внезапное актерское вдохновение, — Особенно настолько отчаянные, что возят с собой ружье и настолько упрямые, что нашли лес даже в Айове. Я бы за нами точно не пошел в здравом уме и твердой памяти.
Идеи Саттон скачут уже дальше, назначая Мэри Энн и Джо медовый месяц. Сивер думает о том, что эти двое ну точно вообще безбашенные, раз решили не только пожениться в разгар войны, но еще и поехать куда-то там, да пускай даже в соседний город — отпраздновать. И когда Тэдди — Мэри — легонько целует его в щеку и начинает смеяться, Расти тоже смеется, заражаясь этим дурацким безголовым весельем, оборачивается к напарнице, сильнее прижимает ее к себе, наклоняется, чтобы ткнуться носом ей в макушку. Игра неуловимо ломается — несмотря на маскировку, другой шампунь, другие духи или что там сейчас в ходу у девушек в штабе, несмотря даже на то, что прошло чудовищно много времени, запах волос Саттон остается запахом именно ее волос, и Сиверу совсем не нравится то, что от этого всего по его шее пробегают мурашки. Чертово задание…
Тэдди, похоже, не замечает ничего странного и вообще веселится по полной.
— Ага, то есть от меня все-таки есть какая-никакая польза? — Сивер припоминает ей предыдущий выпад про "работать и работать", - Да уж, более чем. Кто учитель?
Растин смотрит на часы, потом щурится на солнце, прикидывая стороны света. В рюкзаке у него есть маячок, который поможет добраться до места, но сперва хорошо бы пройти по максимуму своим ходом, дабы не светить технику. И при этом попетлять слегка, чтобы уж точно сойти за парочку идиотов, ищущих приключений на свои зады.
— Давай туда, — разведчик слегка подталкивает напарницу в сторону боковой тропинки. Таких смен направления будет еще с десяток, прежде чем они доберутся до места — главное не запутаться в том, как в ближайшие пару часов будет двигаться солнце. Со временем они все-таки слегонца напортачили.

Если смотреть объективно — Тэдди дурачится. Показывает язык, пинает его локтем в бок, превращая тем самым незатейливый разговор в стиле "ты ничего" — "ты тоже" в обмен  подначками. Словно на увлекательную прогулку вырвалась вместо пускай ерундового, но все-таки — задания главного штаба ренегатов на территории противника. Уже даже не потенциального. Сивер спрашивает себя, стала бы Саттон вести себя так с каким-либо другим напарником, спрашивает, надолго ли вообще хватит девушке этого настроя — впрочем, протащила же она его через горячие точки и первые месяцы войны. Отвечать ни на первый, ни на второй вопрос не хочется, равно как и думать о том, что слова Тэдди об актерских талантах матери на деле ничего не объясняют в плане мгновенного перевоплощения Саттон в эту ее новобрачную Мэри Энн Смит. Зато сгенерированное маской лицо Мэри Энн передает все те же эмоции, что и лицо Теодоры, до мелочей копирует мимику (еще одна причина недолюбливать эти маски, наделяющие вымышленные лица хорошо знакомыми чертами) — и Растин замечает, что упоминание матери сбивает Тэдди с взятого ею беззаботного тона. Замечает, но ничего не делает с этим знанием, потому как не любит и не умеет все эти обнадеживающие дежурные: "Вы обязательно встретитесь (когда-нибудь потом)" и не знает даже какое местоимение поставить в чуть менее дежурное "Ты/Вы/Мы обязательно ее отыщешь/те/ем". Основательный остаток пути до места предполагаемых "раскопок" проходит значительно более молчаливо, хотя Теодора — Мэри Энн и продолжает держаться за его плечо. Если смотреть объективно, это делает их обоих более удобной мишенью, а также ограничивает движения самого Сивера в случае, если понадобиться быстро выхватить оружие — не полубутафорское ружье, а пистолет. Но пронизанный солнечными лучами полупрозрачный осенний лес очень сложно воспринимать с точки зрения угроз и огневых позиций, а сам Растин уже порядком устал быть объективным в любой ситуации…
Может быть поэтому он позволяет Саттон самой заняться выкапыванием "закладки" — предположительно, металлического кейса с нужным штабу содержимым. Сивер не солгал, когда говорил, что не работал ранее с терракинетиками, так что он может только догадываться, как именно будет работать "шаманство" Тэдди. Воображение рисует почему-то всякую ерунду — то ли кратер от падения Тунгусского метеорита с кольцом из выдернутых с корнем деревьев вокруг, то ли выросший посреди реденького в этом месте лесочка вулкан. На деле все выглядит одновременно проще и  более впечатляюще — повинуясь жестам Саттон земля расходится и как будто сама, по своей воле выносит к ногам Тэдди искомый кейс. Без лишних спецэффектов и особого шума, медленно и плавно. Сивер не может оторвать взгляд от происходящего на полянке и почти забывает дышать — среди всех носителей способности кинетиков и, пожалуй, еще "мимиков"* сильнее всего напоминают какое-то сказочное колдовство.
А еще ее способность едва не стоила ей жизни, — эта мысль действует как холодный душ, и на стягивающуюся обратно и исчезающую без следа дыру в земле Растин смотрит уже иначе. Это не волшебная пыльца фей для Венди Дарлинг, действие которой закончится к рассвету. Нечто постоянное и требующее неусыпного внимания. Абсолютно и решительно непонятное для того, кому повезло или не повезло родится без как-то там иначе работающих клеток — или как это вообще должно работать с точки зрения биологии? Сивер резко вдыхает и очень медленно выдыхает прохладный воздух, и понимает, что Тэдди с беспокойством заглядывает ему в глаза — так смотрят на кого-то старшего в ожидании оценки и похвалы, и Растину очень странно от мысли, что упрямой и уверенной в себе Тэдди "Я тут делаю всю работу" Саттон, нужно его одобрение. Разведчик моргает, прогоняя лишние мысли и смотрит на место "раскопок" теперь уже вполне оценивающим взглядом, сравнивая "было" и "стало". Если не считать образовавшейся проплешины в опавших листьях — на них терракинез Саттон не распространялся, зато распространялись скучные рядовые законы физики, извлечение чемоданчика прошло без следа. Сивер был даже готов поставить на то, что всякие там травки-корешочки и те переживут внезапное вторжение стихии по имени Тэдди и радостно зазеленеют весной как ни в чем ни бывало. А если и нет — кружочек засохшей растительности в чаще леса вряд ли кто-то свяжет с двумя чокнутыми туристами, забредшими в окрестности Декоры осенью.
— Круто, — вполне одобрительно кивает Растин. Тэдди снова опускается на корточки, на этот раз — чтобы сгрести в ладонь горсточку земли, подходит ближе.  Вопреки строгому своду правил, предписывающему серо-бурым земляным комкам тихо лежать и рассыпаться при прикосновении, в руках Саттон он превращается во вполне плотную фигурку, словно сырая глина. Маленький немного кругловатый трицератопс. Упрощенный, конечно, много ли деталей вылепишь на весу, но четыре ноги, хвост, три рога и воротник не позволяют слишком уж сильно путаться в таксонах. Фигурка выглядит трогательной и милой, действительно выглядит — хочется аккуратно потрогать землистую спинку пальцем или подправить немножко искривившийся рог. И в то же время — и Сивер сейчас злится на самого себя из-за этого дурацкого желания, дурацкого характера — точно также, если не сильнее, хочется выбить это маленькое чудо из рук Тэдди и наорать на девушку за то, что сразу после выполнения поставленной задачи, та нагружает себя всякой дополнительной ерундой. Разведчик сглатывает, и его рука повисает в воздухе над трицератопсом, так и не определившись — с угрозой или аккуратным касанием.
— Четвертый этаж, зал птицетазовых динозавров, — сообщает он, вспоминая, где именно в их с Тэдди музее обитал соответствующий скелет, - Я помню.
А еще название "птицетазовые" всегда казалось ему смешным и дурацким несмотря на всю его эволюционную прозорливость.
— Рано, — последнее относится уже к предложению Тэдди возвращаться к машине, и Сивер благодарен их таинственному чемоданчику за такую прекрасную возможность улизнуть от разговора о трицератопсах из земли и под землей, - Стой тут.
По-хорошему, заниматься проверкой их находки стоило до того, как позволять Саттон закопать яму, но Растин сам прозевал этот момент. Пока что все выглядело так, как обещал информатор, но это мало что значило. Разведчик оттащил кейс на другой конец поляны и показал Тэдди жестом, чтобы не подходила, а потом долго проверял его с помощью различных приборов прежде, чем попытаться открыть, после чего принялся с той же тщательностью сканировать содержимое.
— До конца маршрута не потащим, надо договориться с техниками, чтобы по дороге перехватили, — тот факт, что закладка не взорвалась прямо на месте, конечно, внушал оптимизм, но в некоторых ситуациях случайно или специально не заглушенный поисковый маячок может быть опаснее взрывчатки.
— Связь есть? — Сивер закрыл кейс и теперь прикидывал, влезет ли тот в рюкзак или все-таки придется нести его в руках. Шуровать слишком в содержимом раньше технических специалистов также не хотелось.

— Вот и проверим…
Сивер вытряхивает из рюкзака все содержимое и после пары неудачных попыток совместить несовпадающие по форме и размеру кейс и рюкзак (задачка, ассоциирующаяся то ли с игрушкой для малышей, где разной формы кубики нужно засовывать в соответствующие им ячейки, то ли с дурацким проявлением подростковой любознательности в стиле "на какой еще не подходящий для этого объект можно натянуть выданные в школе после лекции про секс презервативы"), ему все-таки удается запихнуть "закладку" куда надо. Заброшенные обратно в рюкзак походные мелочи неприятно громыхают по металлическому корпусу, и Растин что-то раскладывает по боковым карманам, а вещи покрупнее складывает рядом на землю.
— Иди сюда, напарник, нужен мозговой штурм. Я ничего такого не нашел, но чисто гипотетически там, — Растин кивает в сторону приобретшего несколько растянутую и прямоугольную форму рюкзака, -  может быть что-то, что можно отследить. Гипотетически. Так что тащить его домой не вариант. Можно попытаться организовать встречу с более продвинутыми нашими ребятами, напросится к ним в гости или просто снова все прирыть, но уже на нашей стороне "забора", — даже несмотря на отсутствие вокруг каких-либо намеков на присутствие других людей, разведчик старался излагать свои мысли как можно более размыто, оставалось надеяться, что Тэдди его понимает достаточно хорошо, — Тебе хватит сил его еще раз припрятать, учитывая еще пару-тройку часов на передышку? Или какие еще будут предложения?
Можно было, конечно, озадачить решением этой головоломки штаб, но учитывая близость к Декоре, хотелось любые передачи информации, пусть и по шифрованному каналу минимизировать — а "предлагаю сделать так" всегда короче, чем "подскажите, что выбрать, раз, два или три".
— Или у меня просто паранойя почем зря? — задумчиво вбрасывает альтернативную идею Растин и почему-то в компании Тэдди эта в общем-то шутка звучит как-то не так забавно, как могла бы. Разведчик хмыкает и еще раз перебирает не помещающиеся в рюкзак вещи — что-то еще можно убрать, а остальное придется отдать Тэдди. Проще всего с бумажной "куклой", создававшей объем — достаточно просто щелкнуть зажигалкой, и…
— Убери к себе, и сдавай лишнюю бумагу, будем костер жечь, — ну как костер, без угля или дров старые газеты, скомканные бумажные пакеты и прочая макулатура, не способная каким-то образом вызвать подозрения, если от нее что и останется, сгорит за пару минут, оставив только немножко пепельных хлопьев, да пару обгорелых фрагментов, тех, что в первые же секунды улетят вверх на волне теплого воздуха. И все-таки, пикник Мэри Энн и Джо заслуживал хотя бы такой вот костерок. Будь эти двое настоящим, у них бы была бутылка вина и нанизанный на палочки, слегка обугленный зефир, а может и какая-нибудь дичь, подстреленная из дедовского ружья, впрочем, на стрельбу по хорошеньким кроликам и голубям девушка, скорее всего, наложила бы запрет, была бы поставленная рядом палатка и поцелуи со вкусом дыма… Сивер поспешно отогнал нарисовавшуюся картинку вместе с мыслью о том, что он не знает, ходила ли Тэдди Саттон когда-нибудь в такие вот пикники-походы, и если да — то когда и с кем. Это было не важно, особенно сейчас и здесь.
— Ты подожжешь или я? — когда вся приговоренная бумага оказывается сложена в кучку, Растин достает зажигалку и рассеянно подкидывает ее на ладони.

Тэдди оказывается рядом с ним мгновенно — и секунду спустя Сивер понимает, что она подскочила к нему — а точнее, к выгруженным из его рюкзака вещам, еще до того, как он успел озвучить это свое "иди сюда". Так что и причина этого заключалась вовсе не в его словах — девушке зачем-то понадобилась фляжка с водой. Можно было, конечно, предположить очевидное — Саттон захотела пить, в конце концов, "гуляли" они уже достаточно долгое время, однако хитрое выражение лица терракинетика явно свидетельствовало о том, что та что-то задумала. И все же уточнять, зачем напарник берет у тебя флягу с водой было… глупо. Он же не спрашивал об этом того же Эйса. К тому же он и так собирался попросить девушку забрать в свой рюкзак все эти оказавшиеся "за бортом" вещи. Так что оставалось только пожать плечами, поднять бровь и сказать — Забирай, -хотя Теодоре, похоже, и такое вот разрешение не требовалось… На всякий случай уточнил:
— Там просто вода, я же за рулем.
За соблюдением закона про 0,8 промилле, впрочем, следить на большей части США все равно было некому, зато в штаб ВСБ располагали возможностями вклеить за саму подобную идею. А у Растина и без того всегда находилось, о чем побеседовать с ВСБ.
— Висконсин все это, тем не менее, не спасло, — криво усмехнулся Растин в ответ на замечание про "все вы параноики", подразумевая, естественно, покинутый и разрушенный штаб в Берлингтоне. Конечно уже тот факт, что штаб удалось эвакуировать вовремя очевидно являлся победой, а не провалом, в том числе — и для разведчиков, но слово "паранойя" после этого приобретала совершенно новое звучание, а обозначаемое этим словом явление — новые грани своих проявлений.
— Ничего себе "на поверхности"… — фыркает Растин: в масштабах использования лопаты "закладка" была зарыта весьма прилично, или так показалось из-за того, как действия Теодоры смотрелись со стороны. Слова терракинетика дают много пищи для размышлений, о которой Сивер не просил, но избавиться от нее тоже уже не получится. Что называется, гадай теперь, что такое "не на поверхности" или "ты поймешь, если я переутомлюсь".
— Задача этого уровня не предполагает никаких героических подвигов, в том числе и по части применения способностей. Так что никаких переутомлений, тем более что их польза для дальнейшего развития навыков не является научно доказанной. Я читал… — и опять он говорит лишнее, не нужное. Понятно, что читал. Даже понятно, когда и зачем, с чего бы вдруг вообще обычному человеку не из департамента контроля с головой зарываться в научные статьи, постулирующие главным образом одно и то же — способности разные, носители разные, генез не очевиден, опыт работы консультантов в специальных школах различается от случая к случаю…
— И смотрю за тобой, — заканчивает фразу Сивер, изображая двумя пальцами знаменитый жест.
После того, как бумага вспыхивает, Тэдди заводит разговор о зефирках и Фарго. Сиверу странно — сколько раз уже за сегодняшний день они как будто угадывали кусочки мыслей друг друга. Слово и не было таких разных жизней — в детстве такие штуки вообще легко выходят. Или в этот раз все проще — любой бывший американский подросток при виде костра думает о зефире.
— Его не так уж сложно приготовить, нужно только много сахара, желатин и, — Расти чувствует, как по шее к ушам и щекам подбирается жаркая волна и сбивается с фразы, мнется - щепотку того, сего…
Разведчик нервно ерошит волосы на затылке и отворачивается чуть в сторону, мысленно проклиная то ли собственную спонтанную болтливость, то ли внезапное смущение — ему-то уже казалось, что нет в мире такой реплики, которая может заставить его покраснеть. Ан нет, достаточно было признаться Тэдди Саттон в том, что он может приготовить маршмэллоу в домашних условиях — и уши вместе с шеей покрываются красными пятнами. Видеть это Сивер, естественно, не мог, но чувствовал вполне явно.
— Бабушка много чего готовила дома… К тому же домашний зефир уже не так интересно взрывать в микроволновке после того, как убил на его изготовление несколько часов. Ну знаешь, смертельная зефирная битва. Давай уже возвращаться.
Обратно они на всякий случай пошли другим путем, но с планом выйти недалеко от своей машины. В конце концов, нормальные люди, гуляющие по лесу, вряд ли будут идти по собственным следам обратно, если у них есть компас — а у нормальных людей, гуляющих по лесу должен быть компас, иначе едва ли их можно назвать нормальными. Все по-прежнему было тихо, но (или именно поэтому) подразбуженная разговорами о следящих маячках и судьбе старого штаба ренегатов тревожность Растина расцветала пышным цветом. И когда минутах в двадцати ходьбы от дороги раздался какой-то шорох, разведчик среагировал мгновенно и многосторонне — дотянулся до Саттон, притягивая ее в некоторое подобие однобоких объятий (отрабатывая легенду Джо и Мэри) и как бы невзначай вытянул у нее из-за спины припрятанный пистолет (за своим тянуться было бы дольше). Еще через секунду он разглядел-таки причину переполоха, и, не в состоянии более сдерживать улыбку, кивнул слегка охреневшей от происходящего Тэдс в сторону ближайшего дерева. На стволе вниз головой замерла белка — именно ее движение и шорох, обусловленный прыжком и всполошили разведчика. Зверек несколько секунд разглядывал людей, боящихся лишний раз пошевелиться, чтобы не спугнуть, а потом резко развернулся на 180 градусов и умчался по дереву вверх. Видимо, с едой в Декоре все еще было не так плохо, чтобы голодные местные распугали всех белок в округе.
— Все параноики, — повторил Растин сказанные ранее слова Тэдди, отпуская ее и отдавая обратно пистолет, — Извини.