— Мэри, ну Мэри, - протягивает Кевин каждый слог и жалобно смотрит на молодого медика, которая продолжает что-то рассматривает на экране своего смартфона, — я обещаю быть о-очень осторожным, смотреть перед собой и не падать на ровном месте, — женщина бросает на него недовольный взгляд и чуть качает головой, — ну, серьезно, это случайно вышло. Просто я вчера о-очень много работал, рисовал, продумывал кое-какие детали. Нет, я, конечно, мог бы тебе рассказать о том, над чем я сейчас работаю, но мне не положено. Не потому, что я тебе не доверяю, я тебе доверяю, просто приказ такой, ну, Мэри, прошу тебя, выпиши меня отсюда, а? – женщина смотрит на него — по глазам видно, что она усиленно думает над тем, что если оставит его тут, то придется приковать к койке, да ещё и выслушивать весь его словесный понос всю ночь напролет, потому что Уилкинс явно настроен решительно — он категорически не желает тут оставаться.
— Ты же понимаешь, что если ты отсюда выйдешь, то, в случае чего, можешь винить себя и только себя? — последняя попытка угомонить капризного «больного».
— «В случае чего» точно случится, если я останусь тут ещё на пару часов. Я тебе честно говорю — я свихнусь. Я ненавижу больницы, медпункты, с детства их терпеть не могу, да и вся эта атмосфера меня угнетает и напоминает о том, что… — Уилкинс смолкает на секунду, ощущая на себе пристальный взгляд Мэри, — что  — я сам виноват, — и вздыхает, опуская взгляд на свою перевязанную руку, которая, вроде бы, выглядит неплохо, да и носитель, который его исцелил, сказал, что самое страшное позади, а теперь ему просто нужно позволить руке отдохнуть, следовательно — вся эта перевязка и фиксатор были лишь напоминанием, что не стоит и дальше играть с огнём.
С огнём. Мать его.
И у огня даже есть имя — Растин Сивер.
Нет, в глубине души Кевин прекрасно понимал, что сам нарвался — знал ведь, что стоит сказать то, что он сказал, как ему влетит. Только вот этот кретин решил, что лучше сломать ему руку, а не нос. Нет ну, какая же у него чугунная башка, чтобы не додуматься до такого — не лучше ли было бы изуродовать Уилкинсу лицо? Впрочем, шрамы украшают мужчину, а Сивер тот ещё тип, может завидует его внешности, кто знает.
— Ну, Мэри… - Кев напоминает маленького ребенка, которого оставили под присмотром няни-тирана, но, он всё равно продолжает ныть, потому что оставаться тут не желает. Как сказал заботливый Сивер, медсестра вколола ему что-то, что несомненно притупило боль и развязало Уилкинсу язык, а сейчас он уже приходил в себя и совершенно не желал оставаться тут в здравом уме.
— Да я… — господи, да почему она такая нерешительная, ну? Кевин смотрит на неё пронизивающим взглядом, явно пытаясь переиграть знаменитого кота из мультика «Шрек», и, наконец-то, Мэри сдается, — ладно, только возьми вот это, - найдя на столе маленькую баночку, она протягивает её ему, — если рука начнет болеть, то прими одну таблетку. Это обезболивающее и снотворное, чтобы не геройствовал сегодня, — усмехается женщина.
— Да я не…
— Да-да, я помню, ты не туда свернул, влетел в стену, упал на ровном месте, потом полз до лазарета — я знаю, - Мэри кивает ему в сторону двери, — давай, вали отсюда, и, запомни, не лезь ты к тем, кто вдвое крупнее и сильнее тебя.
— А это вот сейчас — обидно было, Мэри, тебе должно быть стыдно, я и так страдаю, а ты… — возмущается Уилкинс, но встает с кровати и хватает баночку с таблетками.
— Да это ради твоего же блага, дурачок, - после чего садится за стол и вновь погружается в свою работу, не обращая внимание на то, как Кевин плетется в сторону двери. Тот в свою очередь думает о том, чтобы такого он мог ей сказать, не оставлять же её думать, что это Сивер сломал ему руку, но сдается — у него совершенно нет сил кривляться.
Кев и не думает о том, чтобы идти в свою комнату, потому что знает — Спенсер будет там и начнет задавать глупые вопросы, а потом ещё и вставит своё бесценное мнение о том, что поделом ему и не надо было лезть к Сиверу. А Уилкинсу не хватит сил не высказать ему о том, что он не видел Тэдди, не на его груди она всхлипывала и не ему задавала эти глупые вопросы — он был бы не против, чтоб на его месте был Хогг, ведь он бы уж точно смог сказать Саттон что-то дельное, а не всю ту чушь, что нес сам Кевин, но, увы, имели то, что имели, и ничего с этим не поделаешь.
Если уж не идти в свою комнату, то остается только одно единственное место. И, конечно же, именно туда он и отправляется, не думая о том, что в таком виде и в такое время как-то не очень разумно заваливаться к Клем, но, честно говоря, у Уилкинса сил нет всё это анализировать, твердить себе о том, что так друзья не поступают и вернуться к плану А.
Нет уж, на сегодняшний день хватит всего этого дерьма в его жизни.
Он хочет видеть Клем. Точка.
Дверь открывается почти мгновенно, а Кевин как-то совершенно по-дурацки улыбается, когда видит перед собой Ходжинс — Ходжинс, которая, к слову, не сразу понимает, что с его рукой, что с ним, и вообще, что он тут забыл. Забавно, сколько вопросов успевают отразиться на её личике — Кевин лишь усмехается, прищурив один глаз.
— Я решил, что мне не помешает немного света перед сном, ты же не против — нет? – не дожидаясь её ответа, Уилкинс бесцеремонно заходит внутрь, моментально присаживаясь на кровать Тэдди и вздыхает, — Пока ты не начала возмущаться — я цел, ну почти, и здоров… относительно. А ещё, на меня нельзя кричать, да, я спрашивал, врач сказал, что из-за потрясения, у меня шок, и мне нужен покой и отдых, - откинувшись на спину, Кевин вытягивается на кровати и смотрит в сторону Клем, — лучше расскажи мне, как твой день, но, чур, без грустных историй. Помни — мне нельзя волноваться, -и он улыбается ей.

Кевин окидывает взглядом подругу и, думает о том, что она выглядит весьма… забавно — в этой толстовке, которая на размер больше, с полным беспорядком на голове и совершенно невозможно хмурым выражением лица. Клементайн редко хмурилась — вообще редко обижалась всерьез и почти никогда не злилась, ну или эта самая злость покидала её организм спустя минуту, даже меньше — поэтому, сейчас она выглядела крайне мило.
Эта мысль заставляет Кевина как-то обреченно вздохнуть и отвести взгляд, вытянуть перед собой перевязанную руку и уставиться в потолок. Знал ведь, что так оно и будет, но всё равно притащился именно к ней — не к Спенсеру, не в какую-нибудь другую комнату — именно к ней.
Это слишком бредово всё.
— Я же говорю… это был несчастный случай, — на самом деле, Уилкинс ничего не говорил, просто пытался вывернуться в своей излюбленной манере, только вот Ходжинс была настроена крайне решительно и не планировала вестись на его уловки. Именно в этот момент на кровать запрыгивает Рекс — нет, вот только этого лохматого чудовища им не хватало — и шипит, кто б сомневался, иногда Кевину кажется, что у этого зверька какая-то телепатическая связь с Клементайн, поэтому он с такой точностью повторяет все её движения. — Ну вот сейчас мне обидно, - указывая на Рекса, говорит Уилкинс и чуть качает головой, — я тебя не раз кормил, когда их не было, и вот ты так со мной, да? – устало вздыхает, вновь поднимая взгляд к потолку, рассматривает эту их дурацкую гирлянду, которая иной раз играет роль поблекшей надежды, когда не видишь ничего, кроме тьмы.
На самом деле, Кевин не то чтоб упирается от нежелания что-то рассказывать Клементайн. Он не дурак, сам пришел сюда в таком состоянии и прекрасно понимал, что Ходжинс не будет рада его виду, обязательно задаст вопросы и потребует ответы — нравится ему это или нет. Может и Клем была самым добрым человеком на всём белом свете, но в такие моменты она с легкостью могла напугать даже фурию, потому что они все — вся их Йельская компания — была её семьей. В этом смысле Уилкинс её понимал лучше кого бы там ни было, потому что и у Тэдди, и у Спенса были родственники, родные, которые если не участвовали в этой войне, то уж точно были где-то недалеко — в целости и сохранности. У них с Клем же никого не было, поэтому её реакция была совершенно естественной, не говоря о том, что все всегда знали, как же сильно Кевин трясется над своими руками, боится, что не сможет никогда рисовать, а тут на тебе — даже не хочет рассказывать, что с ним случилось.

— Мне начать с самого начала или тебя устроит конечный результат, мисс «я не в духе, спасайся кто может»? – Кев смотрит в сторону Клем и усмехается — нет, она выглядит крайне забавной, несмотря на свой суровый взгляд. — Тебе привет от Тэдди, к слову, - внезапно, вставляет он про Саттон, надеясь на то, что Ходжинс чуть смягчится после этих слов — они понятия не имели о том, что творилось с ней, почему она решила уехать, так ничего никому и не сказав, только оставила Клементайн короткое письмо, в котором вроде бы всё и объяснялось, но на деле — ничего. И они переживали, пытались собрать информацию, сам Уилкинс постоянно писал ей сообщения, даже пытался дозвониться, но всё никак не получалось. Идея поехать к ней посетила его светлую голову внезапно и, честно говоря, он не планировал кому-то говорить об этом, потому что… да черт его разберет, Кевин чувствовал что-то неладное и не хотел, чтоб они всем табором к ней отправились, а ему очень хотелось её увидеть и убедиться в том, что с ней всё в порядке. Ну, как в порядке — руки-ноги на месте, голова тоже не валяется где-то в стороне и в целом она напоминает ту самую Тэдди, которую он всегда знал. Увидел он нечто странное, но нельзя сказать, что непредсказуемое. — Она ничего так выглядит, заработалась, бегает с новобранцами, — будничным тоном говорит Уилкинс, чуть приподнимаясь и прижимается спиной к подушке, поднимая взгляд на Клем, — хочет вернуться, но, пока не знает когда. Думаю, скоро, потому что каникулы каникулами, но уже пора завязывать с этим, - «завязывать» не только с каникулами, но и с Сивером, который задрал уже своей драмой, задрал своей «рожа просит кирпича» — в целом задрал.
Кевин не знает, с чего начать — стоит ли вообще начать с чего-то. Он знает, что между Тэдди и Клементайн нет тайн, что в случае чего та сама всё ей расскажет, но что-то надо объяснить, а он понятия не имеет, что может сказать, потому что после всех этих уколов голова всё ещё немного ватная, а нервы уже натягиваются, стоит ему вспомнить о том, что он всё же сломал руку. Вроде бы никаких серьезных травм, но… но Уилкинс не поверит до тех пор, пока не убедится в этом сам, а до этого ему нужно дожить. Желательно — целым.
— Давай ты только не будешь об этом никому говорить, ладно? – смотрит на Клем, — У нас с Сивером был разговор. Как ты можешь догадаться — не совсем долгий и далеко не приятный, — он усмехается, точно зная, что Ходжинс сразу же догадается, кто был инициатором этого разговора. — Но рука вроде цела, как мне сказали, — делает небольшую паузу, рассматривая белую перевязку, — увидим, - снова пауза, но чуть дольше, - Клем, я думал, что вконец её лишился, — и как-то устало усмехается.

Он усмехается, чуть склонив голову, рассматривает профиль Клементайн с такого ракурса — всё чаще вспоминает годы, проведенные в Йеле, то, как она возмущалась, стоило ему вставить немного неуместную по её мнению шутку; как Спенсер засыпал прямо за книгами, забыв при этом снять очки и с удовольствием обнимался бы с учебником до самого утра, не будь его — Уилкинса, такого благородного и преданного друга, который всегда заботился о том, чтобы доставить Хогга домой; то, как Тэдди бубнила себе что-то под нос, когда видела очередной репортаж на экране своего телефона и не ленилась рассказать каждому из них о том, что вот тут была допущена ошибка, что так вот дела не делаются, что вот в следующем году она обязательно — наконец-то — скоро. Поразительно, но он ни разу не спрашивал Саттон о том, что она думает о войне сейчас — находясь в эпицентре всех этих событий, будучи членом боевой команды, спасая или теряя чьи-то жизни каждый день. Вроде постоянно пытались держаться вместе, им даже удавалось собираться по вечерам вчетвером у кого-то в комнате и вспоминать былые времена; вроде каждый из них по-своему переживал и все знали как обстоят дела, но Кевин как-то не додумался задать ей этот вопрос.
Возможно потому, что прекрасно знал ответ.
Возможно потому, что не хотел услышать ответ.
— А ты тоже ничего так, - Уилкинс усмехается, всё продолжая разглядывать подругу с совершенно наглым выражением лица, — я бы пошутил, что пьянею с тебя похуже водки, но, признаюсь, мне вкололи лошадиную дозу успокоительного, насколько я могу судить, и, поэтому, я сейчас в принципе смахиваю на пьяного человека, - и неважно, что ему приятно, что рядом с ним сейчас именно Клем. Не Тэдди, не Спенсер, а именно Клем, которая может и грозилась минуту назад испортить ему физиономию, но сейчас выглядела вполне себе как… Клем.
— Эй, - Кевин зовет её, как только видит, как взгляд Ходжинс начинает бродить на стороне. Ему не нужно быть телепатом, чтобы знать, что она, как и они все, если не больше, переживала за Саттон, только вот… да, ситуация Тэдди была слишком уж запутанной, и, если какое-то время назад Уилкинс искренне негодовал, то после встречи с ней понял, что есть вещи, с которыми человек должен разобраться самостоятельно — и это тот самый случай. Он мог сколько угодно ворчать по поводу рожи Сивера, утверждать, что ему вообще не место рядом с Саттон и он только на нервы всем им действует, но… сердцу не прикажешь или как там говорится? — Ей просто нелегко, насколько я могу судить. Она вернется сюда. Вообще вернется в строй. Я знаю, что ты переживаешь, но, всё будет хорошо, - он лишь на мгновение дотрагивается указательным пальцем её ладошки, проводит ей по её коже и как-то грустно улыбается — он надеется, нет, он знает, что Тэдди разберется. Что и Сивер разберется. Они должны уже покончить с этим, а то уже невозможно всё это терпеть…
— Знаешь, я бы не отказался. Честно, — так же быстро убрав руку, он потирает ею лоб, явно пытаясь прикрыть глаза всего на мгновение, чтобы Клементайн не видела выражение его лица. Не видела усталость, которую сейчас не удается скрыть, потому что сил не осталось. Уилкинс и правда хотел бы свалить из главного штаба. Иногда он думал, что свалил бы насовсем, вообще свалил бы с этой войны, жил бы себе где-то в лесу, в маленьком деревянном доме и ждал — то ли конца света, то ли когда эта война просто закончится — уже неважно как, лишь бы закончилась. Но потом вспоминал, что тут Хогг, тут Клем, тут Тэдди… и желание перебраться в какой-нибудь забытый всеми лес откладывалось на неопределенный срок.
— Ты же понимаешь, что только что обозвала меня картофельным мешком и что это глубоко ранит мою гордость, правда? – Кевин поднимает взгляд на подругу, при этом выражая искреннее разочарование, словно Ходжинс не Ходжинс, а самый настоящий Брут. — Но, как бы сильно не хотелось поспорить на этот счет, то сегодня я должен согласиться, потому что… да потому что дурацкая это была идея. Ну, не совсем дурацкая, до его чугунной башки вроде что-то дошло, может и извилины заработают, если они у него есть, тогда моя жертва будет не в пустую, но, - Кевин пожимает плечом и закатывает глаза, - короче сволочь он — Расти Сивер, - остается лишь фыркнуть, но этого он, конечно, не делает, лишь вновь поднимает взгляд на Клементайн, которая уже во второй раз исполняет роль Брута, потому что прекрасно знает Уилкинс бы просто не успел врезать Сиверу. Он бы вообще не рассматривал такой вариант, потому что всегда больше практиковался в риторике, нежели в рукоприкладстве, — лежачего не бьют, ты же в курсе, подруга, или тебе напомнить, что это ты у нас вся такая из себя вроде добрая, милая и отзывчивая? Как тебе не стыдно, а?!