landon pigg \\ can't let go
birdy \\ all about you
daughter \\ youth
laura aquilina \\ fools
bigbang \\ summer rain
matthew and the atlas \\ counting paths
counting crows \\ colorblind
deptford goth \\ feel real
koven \\ from the start
black lab \\ weightless
can \\ she brings the rain
arctic monkeys \\ cornerstone
pearl jam \\ black
coldplay \\ swallowed in the sea
banners \\ start a riot
coldplay \\ the scientist
nickelback \\i'd come for you

billie eilish \\ lovely ft. khalid
stateless \\ bloodstream
gavin james \\ always
thousand foot krutch \\ honest
joshua radin and patty griffin \\ you got growin up to do
the script \\ flares
mellow fellow & clairo \\ how was your day
rachael yamagata ft. ray lamontagne \\ duet
the weepies \\ can't go back now
jacob lee \\ i belong to you
jenny owens young \\ here is a heart
lindsey stirling \\  something wild ft. andrew mcmahon
dikta \\ thank you

jacob lee \ demons

Два-ноль-19: он вообще не знал, что на него можно смотреть таким совершенно ясным взглядом, в котором не будет ни ожесточенности, ни сострадания, ни подозрений. Что ты знаешь о динозаврах? — Кое-что. А ты? — Немного. Расскажешь? — Расскажу, но сначала ты… Ты еще придешь сюда? — Да. — И я… 
Два-ноль-22: он ведь специально тянул до последнего дня, до самого последнего момента, потому что знал, что, если заранее, если еще хоть пара дней — и она сумеет уговорить его остаться. У девчачьего блеска для губ вкус какой-то дикой ягоды.
Два-ноль-28: оставаться ночевать тайком на диване в гостиной, просыпаться до рассвета от того, что в голову прилетает подушка — Вали давай, если тебя застукают, схвачу выговор. — Давай убежим. — В другой раз. Если бы раз хоть раз оказался не другим… А впрочем.
Две-тысячи-33: Ох, и орали же на него тогда: кто?! когда?! знал?! — да нихрена он не знал, и когда полетели головы, внезапно осознал, как близко от отважной и решительной каштановой макушки щелкнули челюсти государственной машины. Прямой угрозы не было, а если бы была? Он тогда очень хотел послать все к чертям — только вот кого или что именно послать? Плоский мир снова куда-то сдвинулся.
34: — Просто скажи, что я могу сделать, и я… — В том то и дело. Ты — не можешь.
37: в плоском мире все еще светит солнце, но эвакуация уже объявлена.
Ты же никогда не случаешься просто так?

lord huron \ the night we met

Она не замечает, попросту не обращает внимание, продолжая рассказывать что-то — что именно, ей уже и не вспомнить. Не вспомнить, потому что всё происходит слишком быстро, слишком внезапно, неожиданно и вообще, — он наклоняется и целует её в приоткрытый рот, а потом она ещё несколько секунд не может прийти в себя, пока до неё постепенно доходит — он не извиняется, не говорит ничего про то, что не хотел обидеть, но лучше бы сказал… лучше бы сказал всё, что угодно, только не то, что она слышит, и Тэдди смотрит на него, чувствуя, как щеки пылают, и она не смеет дотронуться до них своими руками, а в голове крутится лишь одна единственная мысль — «нечестно, Расти, это так нечестно!».

oh wonder \ without youт

— Я не забыла про твой день рождения, - Тэдди и сама не понимает, каким образом эта фраза срывается с её губ. Она всё ещё сидит на капоте, уткнувшись подбородком в собственное колено и смотрит сверху-вниз на Сивера, который слишком увлечен своей работой. Прошло уже больше двух недель, и, если так подумать, смысла не было затрагивать эту тему, только вот Саттон хотелось — фиг разберешь для чего именно. Она знала, что Расти не из тех людей, кто устраивает балаган в честь дня своего рождения, но… но для неё это было важно. И тогда, когда они были ещё детьми, и сейчас — даже если у них всё непонятно, а каждый раз всё сложнее говорить друг с другом. Потому что сколько бы Тэдди не злилась на Сивера, в каждой из реалий день его рождения был бы важен ей, — даже если сейчас у неё в руках не было шоколадного маффина с одной свечкой посередине, как когда-то очень давно, когда она решила сделать ему сюрприз в музее.

Вот и сказала. И что?

alex clare \ tell me what you need

— Что я знаю? Про тебя — видимо, уже ничего. Кажется, мы оба достаточно хорошо поработали над тем, чтобы так оно и было. Про боевые операции — достаточно. Ловишь в прицел вроде бы человека, а потом — щелк, бах — и это уже не человек, а так, тело, глаза стеклянные. Или там гранаты — пуф, — Растин высвободил из "замка" одну руку и распахнул сжатый кулак в ладонь, изображая взрыв, — земля, травка, окровавленные тряпки, оторванные руки. Мины. Знаешь, на что похожи ноги наступившего на мину? Ни на что, их нет. Может быть валяются где-то, но только не на своем месте…
Что ты несешь, мать твою, Сивер, что ты, черт возьми, несешь? Зачем? Ха, как будто у него есть план. Как будто у него есть мозги, в которых мелькает что-то кроме Тэдди Саттон на поле боя, среди всего этого дерьма. Тэдди, которую убивают; Тэдди, которая убивает, и потихонечку своими же руками выжигает в себе веру в добро и справедливость; Тэдди, которая натыкается на смерть своих — не где-то и когда-то, а прямо перед глазами… Если бы этому не препятствовали строгие правила поведения в главном штабе, режим секретности, десятки километров разрушенной противостоянием страны и закрытые границы, Сивер бы предпочел напугать девушку настолько, чтобы она бежала отсюда и до канадской границы, и дальше, под крыло к заботливой матери, или еще куда-нибудь, лишь бы подальше от зоны ответственности самого Растина. Но нет, Норман — Расти легко убеждает себя в том, что ответственным за появление Тэдди в главном штабе стоит назначать эко-вца всех времен и народов, мистера "я просчитал вероятность такого развития событий" — из всех безопасных и не очень мест притаскивает сестру именно сюда, туда, куда в случае малейшей утечки информации явится целая армия.

andrew belle \ static waves

— В норме. За… — Сивер хочет попросить ее записать координаты чуть не спровоцировавшей аварию дыры в земле, отметить опасность на карте для следующей команды, которая решит воспользоваться этой дорогой, но не успевает и слова произнести — они с Теодорой открывают рот одновременно, и свой вопрос девушка выпаливает первой. Расти на секунду "зависает", пытаясь переварить смысл сказанного, и вообще убедиться в том, что он правильно все понял, а потом молча и совершенно спокойно, выверенными движениями во второй раз за день направляет машину на обочину, останавливается и переводит на парковочный режим. Один раз они уже в аварию чуть не попали, и второго за ближайшие минуты не будет, независимо ни от чего. Щелкает клавишей замка, отстегивая ремень безопасности и разворачивается к Саттон всем телом, уперев локти в колени.
— Что? Ты о чем это сейчас? К чему вообще… — Растин клянется себе, что не станет заводится и повышать голос, чтобы там Тэдди не ответила. Они не в штабе, они на задании, а он, к тому же, отвечает за то, чтобы все прошло гладко. Но, вглядываясь в незнакомое, совершенно нейтральное, созданное голографической маской лицо, морщится:
— Убери, — жестом руки обводит собственное лицо, внезапно не находя правильного эпитета для новейшей технологии маскировки, — выключи эту хреновину.

incubus \ neither of us can see

— Для меня ты всё та… — и не договаривает, но вовсе не потому, что не может произнести требуемые слова. Может. Не хочет — хотя это вовсе не ложь, и в этом, пожалуй, самая большая проблема всего. Просто… если она все та же, и он тогда тоже тот же, если откатиться назад во времени, к тому мезозою-палеозою их знакомства, где ему четырнадцать, а ей и того меньше — слова — это вообще не его конек. Да, в школе он резкий, ехидный и ядовитый, знающий, как поддеть и как наехать, но и все на этом. С кем ему разговаривать, о чем? Дальше обычного "привет" начинается неровная дорога из "ну… ты… вроде… как дела… вот". Раньше он почему-то об этом не задумывался, но это у не умолкающей, умильной в своей непосредственности Тэдди, он в свое время учился собирать слова во что-то иное, нежели оружие. В истории, байки, доклады на уроках и ответы на билеты экзаменов, анекдоты, слова поддержки, легенды будущей работы под прикрытием. И тот, прежний Сивер той, прежней Саттон здесь и сейчас ничего бы не стал доказывать или показывать словами. Он бы хотел ее обнять, неуклюже так, по медвежьи облапить, притянуть к себе, преодолевая не слишком серьезное, скорее для проформы сопротивление, в наглую используя разницу в росте зарыться носом в волосы и выдохнуть горячий воздух из легких, и закрыть глаза, и держать так крепко, чтобы слышать — не ушами, а костями, венами, как бьется сердце — он не знал, чье именно, но почему-то именно так его было слышно. Вот это и впрямь было бы правдой — и если бы пространство и время позволяли, Растин быть может рискнул бы что-то такое выкинуть, несмотря на то, что уже давно не считал себя тем пацаном из прошлого.
Слава богу, это было абсолютно и решительно невозможно. Маленькая слабость, провал в самоконтроле рисковал обернуться глобальной и фундаментальной ошибкой. Они все делали неправильно, цепляясь за собственную память друг о друге, когда нужно было говорить и спрашивать о другом. Может быть прежняя Тэдди Саттон и не годилась для боевой группы, но девушка-терракинетик, до которой он решил докопаться в коридоре прошла длинный путь, и, может статься, была способна на многое. Да и сам он за эти годы много чему научился и натворить успел всякого. Их музей разрушен и по руинам вряд ли скачут довольные жизнью бизоны — скорее уж крысы и одичавшие собаки. Исписанную до конца страницу нужно перевернуть — не забыть, не сжечь, но начать с новой строчки. Потому что иначе им на этой войне не выжить.
Сивер отворачивается первым, выдыхает, смотрит на руль машины. Ему не хочется, чтобы Тэдди видела сейчас его лицо. Он не прав, он ошибся, он слишком сильно поддался на эмоции, хотя не имел на это право сейчас, когда у них задание. Сгребает с приборной панели обе маски, и кидает принадлежащую Саттон ей на колени, почти не глядя.

snowmine \ let me in

«Я записался в армию, Тэдс, уезжаю завтра…» — взгляд у него тогда был такой же рассеянный, а она всё не могла прервать его сбивчивую речь и спросить, как, как он мог с ней так поступить?
«В Афганистан?» — и долгое молчание, что напрягает её настолько, что Тэдди принимается рассказывать о какой-то своей знакомой, что выходит замуж, а ей совершенно не хочется быть подружкой невесты, а ещё эта поездка, Норман непонятно куда уехал и…
«Ты… в порядке?» — но она уже не смотрит на него, не хочет даже отвечать на этот его вопрос, потому что… потому что ей чертовски хочется плакать, а Тэдди Саттон никогда не плачет, не на глазах у других, а Расти словно прилип к этому креслу и никак не уйдет, не оставит её одну, продолжая сверлить взглядом и искать признаки ушибов на её теле.
И он не говорит ей ничего из того, что по-настоящему важно. Ни-че-го.

— Иди ты к черту, Расти! — говорит она перед тем, как открыть дверь машины и выскочить из неё, не забыв при этом прихватить свой рюкзак. Хорошо, что он не спеша выезжал с обочины, поэтому Саттон удается выбраться без каких-то особых увечий, хотя ей сейчас кажется, что даже если бы машину ехала на полной скорости — это её всё равно бы не остановило.

seafret \ give me something

Всё происходит слишком быстро — вот Теодора гордо шагает по полю, даже и не думая обернуться, а потом она резко разворачивается и со всей силой ударяет Сивера открытыми ладонями в грудь. В который раз она бесится из-за того, что Расти уже не тот мальчишка, который был выше неё всего на пару сантиметров. Она и сама не могла пожаловаться на свой рост, но Сивер, всё же, был куда выше. За первым ударом, которым она отталкивает от себя парня, следует ещё один — и не факт, что Тэдди собирается останавливаться.
— Ненавижу тебя! – выдает она, между ударами, при этом отступая на шаг и то на секунду, чтобы заглянуть ему в глаза, — Ненавижуненавижуненавижу! — и плевать, что выглядит это как истерика малолетнего ребенка, потому что Тэдди отчаянно борется с тем, чтобы не расплакаться. — Ты всегда так! Всегда! – ещё один удар, — Уехал, даже не спросив моего мнения! И когда я отправилась в Афганистан, ты ничего не сказал! Не остановил меня! И потом… когда я чуть не умерла, ты… ты… - речь сбивается, как и, впрочем, все её мысли, поэтому Саттон просто ещё раз бьет его кулаком по груди, только в этот раз уже как-то по инерции, без особого желания причинить боль или нанести увечья, — Врешь ты всё… смотришь мне в глаза и врешь… ненавижу…

lewis & leigh \ piece of gold

— Не пробовал начинать разговор с "привет, как дела?" Говорят, "ты отлично выглядишь" тоже очень помогает, когда не видел кого-то тройку-четверку лет. Не пробовал не говорить про трупы и расчлененку? Или может, скажешь, что не знал, что упоминание любимого старшего брата в одном предложение с "задницей" — плохая идея? Хотя бы просто не орать — не пробовал? Кретин, придурок… И Саттон тоже хороша. Боевая группа. Боевая-мать-ее-группа, главный штаб. Упрямая идиотка. Идеалистка. Дура. "Тебя не касается, Растин". "Не имеешь права говорить в таком тоне, Растин". "Ничерта ты, блядь, не знаешь, Сивер". "Веди себя как взрослый человек". "Держись подальше". Подальше.
Спиной и затылком Сивер чувствует даже не взгляды, в штабе не больно-то принято глазеть, все более или менее заняты своими делами, да и с участливыми вопросами лезут обычно только к более-менее "своим". Скорее просто внимание: сбившиеся шаги человека, решившего заглянуть за угол; косой взгляд того, кто вынужден обходить неожиданную преграду; вопросительных вздох поблизости. Гнев уходит. Остается дурацкая досада и перекатывающийся валик мышцы на нижней челюсти от постоянно стискиваемых зубов. Хорошо, Саттон, давай будем взрослыми людьми, давай.

Прежде чем отправиться восвояси Сивер разворачивается к камере и посылает "птичку" возможному наблюдателю. Возможно, после этого ему влетит от ВСБ. Или нет. Плевать.

florence and the machine  \ what kind of man

— Он стал выше, — внезапно заключает Тэдди, при этом запихнув в себе рот конфету и смотрит в потолок, — или это мне так кажется, потому что я не видела его четыре года, — Сивер всегда был намного выше неё, но сегодня он показался ей слишком уж высоким, или может дело в том, что он прямо-таки навис над ней, когда старался выхватить из её рук эту дурацкую папку? — Учитывая то, что я сама сказала ему — держаться от меня подальше, то будет сложно гонять его пушками до самой границы Новой Зеландии, - Теодора делает небольшую паузу и даже перестает жевать шоколадную конфету, — поверишь, если я скажу, что понятия не имею, почему так сказала?
И ведь самое главное — теперь от своих слов и не отказаться, потому что Тэдди Саттон была той ещё упрямой козой.

benjamin francis leftwich \ atlas hands

Тэдди припечатывает его потоком гневных слов, отпечатывающихся в памяти для последующего анализа, но лишь по касательно пока проходящих мимо сознания и не бьет даже — скорее пытается протаранить его, освобождая себе путь в основной коридор. Вряд ли ее интересует, чем там прилетит Сиверу в ребра — кулаком, локтем или злополучной папкой — а Растин, естественно, получает по максимуму, подавшись в этот момент навстречу девушке вместо того, чтобы отступить или увернуться, как сделал бы любой нормальный человек. Ключевое слово — "нормальный", видимо — зря что ли Сивера еще с подростковых лет нет-нет, да и припечатывали фразочками вроде "ты, блин, совсем больной, что ли?", "спятил, да?". Растин с усилием выдыхает и отлипает от стены, куда оттолкнула его разозленная Саттон, усмехается, и морщится одновременно, проводя рукой по ушибленному боку — невозможная девчонка скорее всего поставила ему вполне полновесный синяк. После секундного замешательства мозг доорабатывает ситуацию — сбитая на мгновение злость возвращается с новой силой — вот только на кого? Зачем?

al lewis \ battles

Он смотрит на собственные руки, на костяшки, покрасневшие от ударов по твердой поверхности — только чудом он не изрезал себе руки в кровь. Что-то отрицать глупо и бесполезно, да и надо ли... Пальцы на пострадавшей от выстрела руке снова дергаются, и он снова придерживает их другой. Мелькает неожиданная мысль — он не хочет, чтобы Тэдди уходила, совсем не хочет. Даже если это будет означать длинный и неприятный разговор, или ссору, или одно и другое вместе. Потому что если она уйдет… он не знает, что тогда будет, но ему кажется, что он стоит на краю обрыва и этот край уже начинает осыпаться.
Саттон что-то ищет глазами по залу, и Сивер наугад пытается подсказать самый логичный вариант:
— Если ты ищешь, на что сесть, то можешь взять гимнастический мат, вон, у стенки стоит — в него временами кидают кого-нибудь.
По-хорошему ему стоит самому встать и подать девушке мат, но…

birdy \ wings

Теодора упрямо молчит пару секунд, сердечный ритм приходит в норму, а вот Расти всё ещё сидит обиженный на весь мир и явно ждёт, что она куда-то там уберется, только потому, что он сказал такие «громкие» и «страшные» слова. Вместо этого Саттон чуть нагибается вперед и подносит лицо очень близко к лицу Сивера, заглядывая ему прямо в глаза.
— Нос как нос, глаза как глаза, губы как губы, подбородок — самый обычный, - склоняет голову сначала в одну сторону, потом — в другую, — и уши тоже, - задумчиво продолжает она, — руки и ноги на месте, — уже чуть отстранившись от Растина, говорит Теодора и пожимает плечами, — никакой ты не урод, Расти, ты просто дурак, - решительным голосом заключает маленькая Тэдди и вздыхает, словно этот разговор и упрямый нрав Сивера успел её утомить.
— Ладно, вставай, если не хочешь домой, то будем тебя так лечить, - конечно она понимает, что рано или поздно Расти придется вернуться к бабушке, хочет он этого или нет, но пока и ей не хочется отпускать его, поэтому не дожидаясь его протеста, более того — категорически не собираясь принимать его отговорки, Саттон хватает его за руку и тянет его в сторону небольшого фургончика, в котором продают самые разные горячие напитки.
— Здравствуйте, мистер, а можно нам ооооочень горячий шоколад с молоком? – приподнявшись на цыпочки, Саттон улыбается во всё лицо, а потом начинает шарить в кармане, в поиске нескольких долларов. Она может и прекрасно знает, что в таких случаях лучше выпить чай с лимоном, но горячий шоколад ведь намного вкуснее, да и сладкое должно немного улучшить настроение Растина.
Тэдди Саттон пока ещё маленькая, но точно знает — во всём целом мире нет никого лучше Расти Сивера.

aoi teshima \ lullaby of birdland

— Да нет, ты путаешь! Вот стегозавр, — указывает она на реконструкцию скелета динозавра и тут же продолжает, — ты должен был его запомнить, у него необычный вид, посмотри — шипы на конце хвоста и костяные пластины по всей спине, — маленькая темноволосая девчушка и не подозревает, что несносный мальчишка просто подыгрывает ей, а на деле прекрасно знает, в чем же разница между стегозавром и спинозавром, — Ты что, даже Спайка не помнишь из «Земли до начала времен»? Правда, у него там нет пластинок на спине, потому что он маленький, но…

Она так и не стала палеонтологом, а от её любимого музея почти ничего не осталось, — в любом случае, Тэдди уже об этом ничего не известно. И, всё же, она продолжает смотреть на Растина и старается узнать в нём того самого светловолосого мальчишку, которого когда-то утомляла своей болтовней и с удовольствием делилась с ним своим бутербродом из арахисового масла и джемом.

arctic monkeys \ i wanna be yours

— О, парочки вообще-то много чего странного могут делать, — смеется Сивер в ответ на невинный щебет, в котором сейчас сложно разделить саму Тэдди и ее внезапное актерское вдохновение, — Особенно настолько отчаянные, что возят с собой ружье и настолько упрямые, что нашли лес даже в Айове. Я бы за нами точно не пошел в здравом уме и твердой памяти.
Идеи Саттон скачут уже дальше, назначая Мэри Энн и Джо медовый месяц. Сивер думает о том, что эти двое ну точно вообще безбашенные, раз решили не только пожениться в разгар войны, но еще и поехать куда-то там, да пускай даже в соседний город — отпраздновать. И когда Тэдди — Мэри — легонько целует его в щеку и начинает смеяться, Расти тоже смеется, заражаясь этим дурацким безголовым весельем, оборачивается к напарнице, сильнее прижимает ее к себе, наклоняется, чтобы ткнуться носом ей в макушку. Игра неуловимо ломается — несмотря на маскировку, другой шампунь, другие духи или что там сейчас в ходу у девушек в штабе, несмотря даже на то, что прошло чудовищно много времени, запах волос Саттон остается запахом именно ее волос, и Сиверу совсем не нравится то, что от этого всего по его шее пробегают мурашки. Чертово задание…

алина орлова \ спи

Тэдди стоит к нему спиной, не решаясь повернуться и встретиться с его глазами. Стоит как маленький растерянный ребенок, сложив руки в передний карман худи и не двигается, почти не дышит, рассматривая у себя под ногами осколки стекла, в которых искривляется её собственное отражение. Ей понадобится ещё пара минут, чтобы стереть из памяти эту чудовищную картину, ей понадобится пара мгновений, чтобы вернуть себе голос и, хотя бы немножко походить на ту самую Тэдди, которую знает — должен знать — Растин. Она обязана взять себя в руки, черт возьми.
Но до тех пор она стоит к нему спиной и не может перестать думать о том, что много лет тому назад его мать выстрелила себе в висок — отчаянная, одинокая, полностью раздавленная, она не могла даже думать о своём единственном сыне, которого оставляла совершенно одного во всём целом мире. И все эти годы Саттон постоянно твердила себе, что никогда, он бы никогда так не поступил, потому что были же в его жизни те люди, которых он бы не смог оставить, правда?
Ведь в этом мире и она была?

svansikh \ pitch it

Пальцы Тэдди легонько касаются руки Сивера, и после всего сказанного ими обоими, оказывается, что он попросту не мог этого предвидеть. Нахмуренные брови и сердитый вид разведчика сменяются на растерянность, удивление и еще целую гамму не слишком дифференцированных эмоций — все это всего на секунду, однако пока Растин пытается сделать свое выражение лица чуть менее дурацким, Саттон уверенно захватывает кончики его пальцев — получается как-то очень по-детски, и в то же время почему-то именно Сивер чувствует себя сейчас если не ребенком, то тем непутевым подростком, который так сильно старается быть взрослым и ответственным, что только творит еще больше глупостей. Или уже натворил, причем довольно давно…

oasis \ wonderwall

Тэдди сидит притихшая, смотрит на его затылок… она всё детство искала в толпе этот самый затылок.
Саттон тихо вздыхает, прижимая колени поближе к груди и упирается в них носом на какие-то пару мгновений. Стоит признать, что последние два месяца не заладились — май и вовсе выдался каким-то особенно напряженным, а тут ещё и Растин решил поиграть с осколками разбитого зеркала — ну что за человек?
И всё равно, вот сидит он рядом, а Тэдди почему-то спокойно.

А потом он начинает говорить и говорить, тем самым заставляя её поднять голову — Сивер всё ещё сидит к ней спиной, она не может заглянуть ему в лицо, всё цепляется взглядом за его затылок, плечи, спину, но — не лицо. Теодора молчит, когда он не делает паузу после одного, двух предложений — это на него непохоже. Теодора молчит, когда он говорит про Кита — она знает его, она знает, что с ним случилась беда… вот и всё, что она знает. Теодора молчит, когда он припоминает Клем — сердце замирает на мгновение другую, потому что она слишком хорошо помнит, как Ходжинс привезли в штаб, помнит, как она напоминала призрака, и когда Спенс потянул её на себя, то Тэдди поняла, что всё это время до боли сжимала ладонь Клем своей, словно тем самым могла заставить её прийти в себя. Теодора молчит, когда он говорит про татуировку — могла бы пошутить, сказать, что пора завязывать с этим делом, если уж не может определиться с чем-то одним, но она этого не делает. Теодора молчит и намерена молчать до тех пор, пока до неё не доносится его вопрос…

«Я плохой человек, Тэдди?» …

muse \ neutron star collision

— Не надо так, - и сложно понять, что именно «не надо», как и то, к кому именно обращены её слова — к нему, или к ним обоим. Тэдди кажется, что они оба добровольно терзают друг друга, хоть и ей самой не понять, почему они это делают. — Я… я хотела, чтобы ты остановил меня, - это признание дается ей на удивление легко, возможно потому, что она сама не успевает осознать сказанное, как и само то, что тогда, в то самое время, когда Нина изо всех сил старалась отговорить её от этой поездки, когда Норман нервно поджимал губы и единственное, что смог выдавить — «с тобой же всё будет в порядке?», Теодора хотела одного — чтобы Расти сказал, что он против этой затеи. Она понимала и понимает сейчас — она любила свою работу, она и по сей день любит это и считает, что именно в этом и состоит её призвание. Она прекрасно осознает, что и обиделась бы на него, и ворчала, и ругалась, и даже может отказывалась бы с ним разговаривать какое-то время, но… но она хотела. Она и сейчас хочет.

— Я не ненавижу тебя, - внезапно начинает Тэдди, чувствуя, что челюсть сводит, а в глазах предательски блестят слезы. Но она устала, вымотана и даже уже не уверена в том, что сможет применить свою способность так, как того требует задание, поэтому у неё нет сил взвешивать каждое слово. — Я хотела ненавидеть. Столько раз хотела тебя ненавидеть, но так и не смогла, — Саттон опускает взгляд на мгновение, шмыгая носом и вытирает его рукавом куртки точь-в-точь как ребенок, — я устала ругаться. Я больше не хочу ругаться. Давай покончим с этим заданием и вернемся обратно, — ей и правда кажется, что у неё больше не осталось сил.
Возможно, именно поэтому, она всё ещё продолжает держаться за руку Расти.

jim sturgess \ something

— Не надо так, - говорит Теодора, ничего не уточняя, но Сивер и так вполне готов согласится с этим утверждением. Вот только совершенно не ясно, как оно — по-другому. Тэдди говорит, что она хотела, чтобы он остановил ее тогда, и Растин вспоминает, сколько раз он сам прокручивал в голове это самое "что, если…?". Не было бы Афганистана — могло бы не быть Ирана. Не было бы скандала в СМИ по поводу операций ЦРУ. Теодора Саттон не стала бы в одночасье знаменитостью и большой занозой для злопамятного Управления. Он не огреб бы проблем на работе — впрочем, скорее всего у него вообще бы не было этой работы, так как пара выходок, которые бы понадобились для того, чтобы не отпустить упрямую корреспондентшу на территорию талибов, прикончили бы его карьеру до ее официального начала. Не было бы Афганистана, и активизация способности нашла бы Тэд Саттон где-нибудь в другом месте — или не случилась бы вовсе — и они бы не возвращались к этой теме раз за разом со все более сомнительными результатами. И все было бы как-нибудь иначе. Только вот история до сих пор знала лишь одного человека, которому удалось вернуться в прошлое и что-то там исправить. И именно по этой причине мы сейчас имеем что имеем, как бы мы к этому сейчас не относились.
— Я хотел остановить. Но, наверное, мы оба были тогда слишком упрямыми для этого, -  неровно усмехается Сивер, забывая уточнить, что сейчас они оба, похоже, сделались еще упрямее.
Саттон почти плачет, и Растину от всего этого еще более странно. Слова про ненависть и еще парочку тычков под ребра он бы как-нибудь пережил, слезы и признание в отсутствии ненависти — куда сложнее. И даже платка нет, не говоря уже о каких-то правильных мыслях в голове — а ведь бабушка всегда говорила, что настоящий джентльмен должен иметь при себе чистый платок на случай, если даме в его присутствии захочется поплакать. Фиговый из него, короче говоря, джентльмен.

poets of the fall \ dancing on broken glass

— Вот так значит. Уехал? А что еще оставалось делать парню, у которого ни денег, ни связей, и аттестат, конечно, неплохой, но не то чтобы блестящий? Копить деньги на учебу, работая официантом? Стипендии для сирот террористов не предусмотрены, ты знаешь. Или что, податься в музейные смотрители? Хорошая компания для той, кто ничего кроме Йеля даже не рассматривает…  Афганистан? Меня уже приняли в Управление, и ты знала, и все равно влезла в историю именно с ними. Я должен был тебя остановить? Да тебя даже мать не смогла остановить, или брат — куда уж мне до семейных историй. Что до… — Растин сглатывает и хмурится, говорить про историю с даром оказывается тяжелее всего, может быть потому, что она свежее других в памяти, а может потому, что тут он совсем за собой вины не видит, — Ты вполне ясно выразилась, сказав, что я ничем не могу помочь. Что я не понимаю и никогда не пойму, — Сивер наконец выпускает кулак Саттон, и ему совершенно наплевать, куда он полетит дальше.
— Врать — это один из моих профессиональных навыков, Тэдс. Но я этого с тобой не делал. Наоборот, я все это время пытаюсь.., — в попытках отыскать нужное слово Расти потрясает в воздухе руками и оглядывается, сложно ожидает, что найдет его висящим в воздухе. Безнадежное дело. А равнины Айовы после лесистого рельефа Висконсина и Миннесоты, к тому же, создают ощущение опасности. Сивер мрачно смотрит на Саттон и произносит уже более спокойным голосом:
— Давай вернемся в машину и закончим все это дело. А по возвращении можешь ненавидеть кого угодно и сколько влезет.

a-ha \ analogue

— Четвертый этаж, зал птицетазовых динозавров, - сердце Тэдди пропускает удар. Она поднимает на него глаза, — Я помню, - застыв на месте, Саттон кажется, что на мгновение она и вовсе перестает дышать, и даже не моргает, когда смотрит на Растина.
А потом она делает шажок в его сторону и протягивает свободную руку, хватаясь пальцами за его рукав и чуть сжимает ткань, но так ничего и не говорит. Что она может ему сказать? Что это её тронуло? Что несмотря на все «да не может чтоб он не помнил» и «мы провели там всё детство», всё равно подкрадывались сомнения, что Расти уже давно забыл те детали из их общего прошлого, что она до сих пор берегла в своих воспоминаниях? Тэдди ничего не может сказать, поэтому лишь держится за его рукав всего пару секунд и смотрит ему в глаза, улыбаясь.

А потом наконец-то выпускает его и отходит в сторону.

angus and julia stone  \ big jet plane

— Мне всё чаще кажется, что я уже ничего не знаю, Расти, я сама уже себя не знаю, честное слово, но… — Саттон делает небольшую паузу, перед тем как пересилить себя и осторожно коснуться его головы свободной рукой, — я знаю тебя. Я всегда буду знать тебя, что бы ты там ни говорил, и… - она вздыхает, всё ещё касаясь рукой его волос, — посмотри на меня, посмотри, Расти, — Тэдди отчаянно старается заглянуть ему в глаза, — ты не плохой человек, слышишь? Ты никогда не будешь плохим человеком, никогда, понимаешь? – она всё продолжает гладить его по волосам, — Что бы ты там ни делал — я знаю, почему ты это делал. Почему ты сейчас это делаешь. И, если ты хочешь, я всю ночь могу распинаться на тему того, почему ты никогда не будешь плохим человеком.

Тэдди Саттон уже давно не маленькая. Весь мир постоянно меняется вокруг неё, но в её жизни до сих пор одна единственная константа — во всём целом мире нет никого лучше Расти Сивера.

two door cinema clubs / golden veins
oasis / she's electric
alphaville / forever young
harry nilsson / remember
travis / flowers in the window
aqualung / strange and beautiful
mono / life in mono
birdy / take my heart
keane /a bad dream
the beatles / blackbird
the killers / smile like you mean it
pink floyd / breathe
reamonn /supergirl
aerosmith / dream on
queen / who want to live forever
seafret / missing
plumb / boys don't cry
norah jones / what am i to you
maria mena / secrets
yael naim / too long
until june / what went wrong?
vancouver sleep clinig / letting go
yoko kanno / is
the temper trap / soldier on
sigur ros / hoppipolla

epic pop // darkest part
sick puppies // beautiful chaos
tender // cut
within temptation // what have you done
florence & the machine// hardest of hearts
breaking benjamin // the diary of jane
red // of these chains
three days grace// i hate everything about you
lea luna// hearts under fire
paper route // you kill me
olafur arnalds // so close
godsmack // under your scars
kaiti kink // under the iron sky
flyleaf// again
oh wonder// shark
tender // sickness
hollywood undead // circles
hypnogaja  // things will never be the same
three days grace // over and over
angela mccluskey // my funny valentine
dave thomas junior // i can't  make you love me
oren lavie // sonata sentimental # 1 // you've changed
nick cave & the bad seeds // shoot me down
nothing but thieves // lover, please stay
amber run // where do we go from here
red // start again
mumford & sons // if i say
a thousand foot krutch // be somebody

But then I realized, they weren't calling out for their own mothers. Not those weak women, those victims. Drug addicts, shopaholics, cookie bakers. They didn't mean the women who let them down, who failed to help them into womanhood, women who let their boyfriends run a train on them. Bingers, purgers, women smiling into mirrors, women in girdles, women on barstools. Not those women with their complaints and their magazines, controlling women, women who asked, what's in in for me? Not the women watching TV while they made dinner, women who dyed their hair blond behind closed doors trying to look twenty-three. They didn't mean the mothers washing dishes wishing they'd never married, the ones in the ER, saying they fell down the stairs, not the ones in prison saying lonliness is the human condition, get used to it.
The wanted the real mother, the blood mother, the great womb, mother of fierce compassion, a woman large enough to hold all the pain, to carry it away. What we needed was someone who bled, someone deep and rich as a field, a wide-hipped mother, awesome, immense, women like huge soft couches, mothers coursing with blood, mothers big enough, wide enough for us to hid in, to sink down to the bottom of, mothers who would breathe for us when we could not breathe anymore, who would fight for us, who would kill for us, die for us. ©